Книга Исповедь Мотылька - Айя Субботина

и я как раз делала кардио на дорожке. Извинилась, что вспылила, сказала, что для нее все это очень важно и несмотря ни на что, даже если я откажусь поддерживать ее в этот раз, она все равно попробует. Потому что шанс, даже маленький, это лучше, чем пожизненное сожаление о том, что не воспользовалась возможностью. Я согласился и, хоть вся эта идея до сих пор не приводит меня в восторг и вряд ли хоть что-то изменится, согласился быть с ней рядом.

В конце концов, так уж сложилось, что мы были единственной семьей друг у друга.

Но те ее слова про неиспользованный шанс, до сих пор, хоть на часах уже девять вечера, торчат в моей голове рядом с образом Ви, в тех ее шортах, рубашке и коротком топе. Даже если мой мозг отказывается воспринимать ее молодой женщиной, мое тело, даже сейчас, реагирует на увиденное вполне определенным образом. Как в молодости, когда у меня вставал на каждую пару крепких сисек или крепкую задницу в короткой юбке.

Я ерзаю в кресле и закладываю ногу на ногу.

Вот же…

Рука сама тянется к телефону. Нахожу номер Ви, нажимаю иконку вызова и чувствую себя человеком, который только что нажал на красную кнопку, которая снесла половину какой-то большой страны.

После пары гудков, когда закрадывается подозрение, что ответа не будет, мой взгляд натыкается появившуюся в дверях Ирину. Смотрю на экран и когда становится понятно, что Пуговица не ответ, заканчиваю звонок.

Неприятно зудит вот тут, прямо под пальцем, в крохотном зазоре между ним и экраном.

Наверное, я просто привык, что она всегда отвечала мгновенно. Словно только то и делала, что ждала меня.

Может, занята? Может, уже спит?

Бросаю взгляд на часы, просто чтобы убедиться, что не настолько задолбан работой, чтобы спутать день и ночь. Все правильно, начало десятого. Девушка ее возраста в пятницу вечером в это время уже спит в обнимку с подушкой?

— У тебя такой вид, как будто официант плюнул в твой кофе, — говорит Ирина, подходя к столу.

Я поднимаюсь, даю поцеловать себя в щеку, помогаю ей сесть.

Делаю все на автопилоте, и сразу сую руку в карман пиджака, проверяю — нет ли звонка в ответ. Ни звонка, ни сообщения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Обожаю это место, — говорит Ирина, удобно устраиваясь в мягком кресле и увлеченно изучая богатую карту кофе. — Лучший кофе во всем городе. Спасибо, что позвал, Олег.

Позвал — это громко сказано.

У нас просто есть определенные не озвученные правила и триггеры, которые мы уже несколько лет используем, чтобы облегчить друг другу жизнь. Когда одному из нас хочется секса — он звонит и дает понять, что вечер свободен и утро следующего дня тоже без важных дел. Именно так и сделал Ирина. А я согласился, потому что секса у меня не было уже пару недель. И даже старому коню хочется потрахаться если не всю ночь, то качественно и с удовольствием.

Когда официант приносит кофе и богатый набор восточных сладостей, Ирина уже вовсю рассказывает, какой напряженной была прошедшая неделя. Она вся увлечена фондом и детьми, и еще, стараясь обходить острые углы, штрихами обозначает свой прогресс в сторону ЭКО.

Так уж получилось, что на мой памяти — это будет пятая такая процедура. Так что, как бы смешно это не звучало, но я, наверное, самый знающий в этой области мужик без диплома врача. Потому что дважды я проходил через все это с Аней и дважды — с Ириной.

Она рассказывает, что уже прошла первые, самые длинные анализы, что записалась на прием к паре врачей и будет наблюдаться в самом лучшем медицинском центре столицы. Смеется, что ее будет вести специалист, у которого родит даже мужчина.

Даже и не помнит, что я уже слышал от нее эту шутку.

В прошлый раз.

Когда все закончилось выкидышем на четвертой неделе.

— Ждешь звонка? — спрашивает она позже, когда я расплачиваюсь и мы выходим на улицу, сырую и прохладную от только что закончившегося майского дождя.

Только после этого замечания до меня доходит, что я действительно весь вечер не выпускаю из рук телефон.

Но даже глубоко ночью, когда Ирина засыпает после нашего марафона, а я иду на кухню, чтобы налить себе любимого японского виски, в моем телефоне нет ни единого звонка или сообщения от Ви.

Это ведь хорошо? Двадцать лет, Олег. Даже если по факту это девятнадцать, суть изменится. Между нами пропасть, которая не станет меньше, даже еси вдруг мы станем любить одни и те же фильмы, слушать одну и ту же музыку и любить одинаково проводить время.

И даже тот факт, что Ви совершенно не похожа на своих ровесниц-вертихвосток, которые не выкисают из ночных клубов и слушают песни, где из всего невнятного набора слов можно разобрать только «ее большая жопа» и «детка, отсоси мне», тоже ничего не меняет. Ей слишком мало лет, чтобы говорить о закостенелых привычках. В ее годы я и близко не был тем человеком, которым стал сейчас, но если бы тогда меня спросили, хочу ли я навсегда тот образ жизни, я бы, не раздумывая, сказал «да». Через год или два, Эвелина попробует жизнь (даже в самом хорошем смысле этого слова), поймает новую волну, откроет для себя новые радости и удовольствия. Через год, даже без катаклизмов и армагеддонов, она станет совсем другим человеком, и этот человек будет хотеть другую жизнь. И другого парня, с которым будет приятная перспектива на долгие годы, а не «живем до шестидесяти».

— Поражаюсь, как при таком образе жизни ты можешь еще и не спать по-ночам, — сонно говорит Ирина, заходя в кухню в поисках стакана воды. Достает из холодильника минералку, наливает полный стакан, но делает всего пару глотков.

Я молча наблюдаю в оконном отражении, как она становится рядом, за моей спиной, обнимает за талию и прижимается головой к моему плечу. Говорит, что не может себе позволить пить больше, иначе утром проснется отекшей как медуза. Жалуется на проклятый возраст.

— В двадцать лет я могла позволить себе вернуться с гулек в три часа ночи, не смыть косметики и влить в себя пару литров воды, а утром просыпалась как Белоснежка. Боже, почему мы не можем быть вечно молодыми.

Она еще что-то шутит по этому поводу, вряд ли понимая, на какой болезненный мозоль мне наступила.

— Просто день был напряженный, — придумываю самую нелепую отмазку своей бессонницы, когда Ирина пытается вернуть меня