Книга Фейсбук 2017 - Александр Александрович Тимофеевский

хрустальный на цепях между столбов, не видать ничьих следов вкруг того пустого места. На краю рая могила. Ясная поляна навсегда про уход, про побег, про вон из рая. Про "я теперь живу не там". А где? Везде.

И в той же советской поликлинике, в стенгазете, в заметке про венерические болезни пронзительный Тютчев:

О как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей.

А на следующий год был в Вене:

31 вечером сходил-таки на "Летучую мышь" в Оперу. Мышь была прекрасна. Купил у спекулянта билеты и сидел в пятом ряду партера в свитере и вельветовых штанах посреди господ в смокингах и голых дам в бриллиантах, чувствуя себя совершеннейшим Пусси Райотом. Из Оперы побежал на ужин к замечательной венской пианистке, где, чтобы не пропустить полночь, включили радио, по которому ровно в 12 зазвучал тот же Штраус. Само собой, о Штраусе и говорили; пианистка, комментируя сказанное, играла его вальсы, словом, Франц-Иосиф и Сиси распахнули свой самый благоустроенный, свой пленительный, свой мертвый и бравурный мир для понаехавших из России, где все по-прежнему живет и тяжело, трагически, неопрятно дышит.

Главный русский вопрос все-таки не "Что делать?" или "Кто виноват?", а "Мусик, готов ли гусик?"