Книга Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

которых у него начиналось каждое утро. Он раньше никогда не задумывался, каково было жить тем, раскулаченным, униженным и разоренным, вернувшимся «оттуда», аким, как его дед и прадед Илларион? Где же они брали силы, чтобы вот так, практически в одиночку, восставать из пепла, чувствуя вокруг себя только равнодушие в лучшем случае? А они как-то умудрялись сохранять своих детей, любовь, доброту.

Ларику это было неведомо. Ему казалось, что этот морок выталкивания его из привычной человеческой среды вот-вот кончится, как недоразумение, и все просто улыбнутся, похлопают его дружески по плечу, и всё встанет на свои места. В конце концов, ему совсем не обязательно даже фамилию менять. Ну и что из того, что в глубине души он не верил, что когда-то где-то, миллионы лет назад, колышущийся минеральный бульон океанов родил в своём непрерывном стихийном бултыхании живую клетку?

— Это такая же вероятность, — цитировал кого-то Элькин муж Николай на сумеречных кухонных посиделках с близкими друзьями за чашкой изначально жидкого грузинского чая, — что и обезьяна, тыкая беспорядочно пальцем, создаст роман «Война и мир».

Нет, Ларик никогда ни с кем не вступал в споры на эти темы. Да и с кем было спорить? О чём спорить-то? И зачем? И, уж, тем более сейчас. Лучше было потратить время на решение практических насущных вопросов Настюхиной жизни. Они с Элей невольно оказались втянутыми в самый эпицентр жизни этой хрупкой девчонки. Необходимо было устроить её на работу как-то, хлеба насущного ради, и определить с жильём.

Но вот как раз это-то и затягивалось неопределённо. Настя обзвонила много предприятий, в принципе общежитиями располагающих. Но, где было общежитие — нужны были опытные рабочие, или хотя бы выпускники ПТУ. Где могли взять на работу по сокращенному графику несовершеннолетнего, там мест для них в общагах не предусматривалось. Дети должны жить дома с родителями. Всё — просто.

Приехал из командировки Николай, он ездил на конференцию психотерапевтов в Питер. Он долго сидел с женой и своим другом в кухне при закрытых от Насти дверях. С девочкой что-то надо было решать кардинально, вступительные экзамены на носу.

Наутро Эля позвонила бабулькам. Она ещё в прошлый приезд обсуждала с ними, что в Берлушевской школе было вакантным место уборщицы. Местные, кто был в силе, искали место позарплатистее, попрестижнее. Кому-то из бабушек и неплохо было бы устроиться туда, очень уж они переживали, что висят на шее у Коленьки. Да так и не договорились ни о чём: дома-то огород, коровка, да и возраст у бабушек уже не молодой, не потянуть им шум и гам ребячьей толпы.

Но сейчас было совсем другое дело, по закону одна из бабушек могла устроиться на работу техничкой, а вот работу за неё выполнять никому не возбранялось. Так на «закрытом» от Насти совещании и порешили — шестьдесят рублей в месяц тоже нигде не валяются. А с пенсией за отца получалась вполне нормальная сумма для девочки. Но жильём будущую «техничку» — так называли тогда технический персонал работников ведра и тряпки на предприятиях — естественно, не обеспечивали.

Настя сначала обрадовалась такому предложению, но потом чуть не заплакала. Где она там себе комнату найдёт, в деревне? Или угол хотя бы. И много ли за комнату она платить-то сможет? Но Элька успокоила её слёзы тут же: бабулечки, узнав о судьбе девочки, с огромной радостью согласились помочь Насте и с работой, и приютить её на неограниченный срок. Она им нравилась. И помощница по хозяйству иногда будет, и для веселия души, главное, она им подходила.

Старость бывает довольно эгоистичной в получении эмоций, даже если она благополучна.

Настя была счастлива: и во время сессии спокойно заниматься можно, живя в общаге, если у неё прописка деревенская будет. В таких случаях общежитие предоставляли без разговоров за символическую плату. И от города она не будет сильно оторвана, автобус же ездит через день! Всего сорок минут! Насте уже и не верилось в такую удачу, после многократных попыток устроится на работу и дотошных расспросов матери, с которой Настя иногда встречалась на нейтральной территории. Видно, совесть у этой женщины всё-таки осталась и свербела, заставляя подкарауливать дочь где-нибудь возле Элькиного дома. Но очень уж ей хотелось, да она этого и не скрывала, чтобы побыстрее Настя сняла с неё ответственность. И этот день настал.

В ближайшее воскресенье Николай отвёз жену с мальчишками, и Настю заодно, в деревню. В доме старушек снова появились её тихий смех и весёлые улыбки бабушек-волшебниц.

Однажды в жизни человек добровольно и в своём уме делает шаг, который определяет всю его жизнь потом. Настя его сделала.

Дни шли за днями. А просвета в своих проблемах Ларик не видел. К поступлению в институт он попросту не был готов. На работу устроиться хоть с мало-мальски приличной зарплатой ничего не получалось. Алька не писала. Последнее особенно тревожило Ларика. Ему суеверно казалось, что как только придёт письмо от Альки, так и все остальные проблемы как-то разрешатся. Ну, не на восемьдесят же рублей ему устраиваться в самом деле? Как семью-то содержать? Впервые в его голове зашевелились крамольные по отношению к музыке мысли, что неправильно он выбрал профессию. Может, и правда, надо было в строители податься? Вон отец в ус не дует, и ничто его не касается, и фамилию поменял — и хоть бы хны. Кто на эту целину рванет замещать его в этих пыльных бурях, поднятых какой-то там неправильной технологией вспашки?

Об этом Степка Ларику что-то рассказывал, но Ларик не собирался «въезжать» в эти далёкие от него проблемы. Степке это интересно, инженером с детства мечтал стать, из нищебродства выбиться и матери помочь, одиноко воспитывающей ещё двоих, — вот пусть и интересуется. Отец Степки давно умер из-за ран, так и не дождавшись, когда старший его «сынка» уважаемым человеком станет. Только и успел, что дом подшаманить, чтобы углы зимой не промерзали, да сарайку новую поставить для коровы. Какая жизнь в деревне без коровы? Корова — это всё в деревне. Это — жизнь просто — напросто. Сейчас в Степкиной сарайке стояли уже две коровы.

Степка с младшими братьями все свои каникулы остервенело косил траву, на зиму два стога надо было сметать, иначе «кирдык» коровам. А лучше бы и три, чтобы запас на недород следующего года остался. Пенсии за отца едва хватало на обувку и одежду мало-мальскую пацанятам и на муку. Хлеб мать сама пекла и без отдыха с четырёх утра «пахала» на