Книга Ласка скорпиона - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К чему-то подобному мы здесь всегда готовы.
– Но я не верю в передозировку.
Рене перестала печатать и вопросительно подняла бровь.
– Вот как? Почему?
– Есть подозрительные обстоятельства. Кое-какие детали. Я хочу их изучить как следует.
– Вы думаете, его убили?
– На данный момент могу сказать, что вероятность очень велика. Так когда вы с ним контактировали в последний раз?
– Да. Извините, я отвлеклась. Я говорила с ним по телефону восьмого июля с четырнадцати часов десяти минут до четырнадцати часов четырнадцати минут. Он дал мне наводку на подпольную кухню на авеню Д, где готовили «Зевс». Наводка оказалась ценной. Мы закрыли кухню две недели назад.
– Его смерть могла стать наказанием за наводку?
Рене как будто задумалась, начала снова поворачиваться в кресле из стороны в сторону.
– В последние пару месяцев у меня появилось подозрение, что он стал вкалывать себе что-то тяжелое, а накачавшись, терял контроль. Он любил прихвастнуть. Если выяснится, что это не случайная передозировка, возможно, он сболтнул что-то не то кому-то не тому.
– А разве вы не рассчитались с ним за наводку?
– Он еще не звонил мне насчет платы. Да, это было необычно. Ему всегда не терпелось получить награду. Честно говоря, я не придала этому большого значения. Мы тут вечно заняты, и плата осведомителю не стояла у меня первой на очереди. Я решила: подожду, пока он сам проявится.
– Вы говорите, он толкал в основном травку. А что он сам употреблял?
– Что под руку попадется. Он любил иглу. – Рене нахмурилась, забарабанила пальцами по столу. – Если он ушел в подполье, значит, либо работал над чем-то, либо в руки ему попало нечто первосортное и он не хотел ни с кем делиться, пока сам не распробует. Как вы его нашли?
– У меня есть свои стукачи и скунсы. Один из них знал Кинера и дал мне информацию, что Кинер не сам вогнал себе последнюю иглу. Мне бы не помешали любые сведения о нем, какие вы можете мне дать.
– Да, разумеется. Но, вы же понимаете, мне бы хотелось подождать с передачей досье осведомителя, пока судмедэксперт не определится с причиной смерти. Не хочу нарушить конфиденциальность или поставить под удар ведущееся расследование, если окажется, что это была случайная передозировка.
– Не окажется, – категорично отрезала Ева. – Будьте добры подготовить данные. Мне бы хотелось их получить, как только я узнаю причину смерти.
Непримиримый тон Евы вызвал оледенение в голубых глазах Рене.
– Вы так уверены в вашем информаторе?
– Я доверяю собственному чутью, а мое чутье говорит, что Кинер вольно или невольно разозлил кого-то, кто не любит, когда его злят. – Ева вскочила на ноги. – И я этих людей найду. Спасибо, что уделили мне время, лейтенант. Я с вами еще свяжусь.
Она вышла. Свирепая ухмылка расплылась по ее лицу, лишь когда она была уже далеко от отдела наркотиков на пути к родному газону.
«Начинай суетиться, сволочь, – думала она, – потому что я тебя раскусила».
Не заходя к себе, Ева направилась в кабинет доктора Миры, ведущего психолога полицейского департамента. «Пора, – сказала она себе, – стребовать фунт мяса с мозгоправов». Изучение врага, считала Ева, оружие не менее мощное, чем полностью заряженный бластер.
Она остановилась в приемной, стараясь подготовиться к столкновению со строгой секретаршей Миры.
– Мне нужно ее видеть.
– Да. Одну минутку. – Секретарша постучала по наушнику. – Пришла лейтенант Даллас. Да… Безусловно. – Она опять похлопала по наушнику. – Она готова вас принять.
– Вы говорите, я могу прямо войти?
Секретарша кивнула. У нее была внушительная прическа, Ева просто не понимала, как она вообще двигает головой под такой тяжестью.
– Совершенно верно.
– Серьезно?
– Лейтенант, доктор Мира вас ждет. Ее время очень ценно, а вы его тратите впустую, допрашивая меня.
– Вот это уже больше похоже на вас. Я уж было подумала, вас подменили.
Довольная собой, Ева постучала в дверь и вошла.
Мира была в одном из своих элегантных летних костюмов, на этот раз в бледно-желтом. Она убрала волосы назад и заколола их синим бархатным бантом под цвет босоножек на высоком каблуке, из которых выглядывали пальцы с покрытыми золотистым лаком ногтями. Она стояла возле автоповара и программировала – Ева в этом не сомневалась! – свой любимый цветочный чай.
Когда она повернулась, Ева увидела, что не все волосы запрятаны под синий бархатный бант: завитки волос красивого собольего цвета обрамляли ее лицо над ушами. И еще Ева заметила, что лицо Миры напряжено, губы крепко сжаты.
– Сядьте, – пригласила Мира. – Я вас ждала.
Молча, предоставив Мире самой начать разговор, Ева опустилась в одно из глубоких кресел. Взяла чашку чая, который не любила, и стала ждать.
– Майор известил меня о ситуации, и я просмотрела файлы лейтенанта Оберман и детектива Гарнета. – Удерживая хрупкую фарфоровую чашку на блюдце, Мира села и перебросила ногу на ногу.
– Хорошо.
– Прежде чем начать с вами это обсуждение, не могу не сказать, что я знаю и уважаю Маркуса Обермана.
– Таких много, и я в их числе.
Мира вздохнула и отпила чай.
– Мне тяжело. Очень тяжело. Мне кажется, что это уважение и порожденная им предвзятость могли повлиять на меня при проверке Рене Оберман. Я спрашиваю себя, Ева: если бы она была не дочерью Маркуса, может, я нажала бы сильнее, заглянула быглубже, может, моя оценка была бы совсем другой?
– И каков ваш ответ?
– Боюсь, теперь, задним числом, ответ «да». – Кроткие голубые глаза Миры встретились со взглядом Евы. – И это очень тяжело. Если бы на меня не повлияло то, чья она дочь, она могла бы не пройти тест и не получить допуск к начальственной работе. Она могла бы сейчас не занимать свое кресло и не командовать людьми.
Ева молча кивнула.
– Стало быть, мы можем винить вас, майора, наблюдательный совет и всех ее непосредственных начальников за то, что повышали ее по службе.
Мира улыбнулась чуть заметно.
– Я понимаю: не я одна в ответе за то, что она продвинулась по службе в департаменте. Но спасибо вам за эти слова.
– Она ловко работает. Закрыла приличное количество дел, а теперь руководит бригадой, у которой гоже приличные результаты. У нее нет заметных сбоев. И вот это меня сразу настораживает, потому что если ты коп с почти восемнадцатилетним стажем и у тебя ни единого сбоя, значит, ты не делаешь свою работу. Ты манипулируешь своей работой, своим послужным списком, обходишь трудные места, скрываешь правду. Или подмазываешь нужные руки. Но на бумаге, – закончила Ева, – она выглядит хорошо.