Книга Красные боги - Жан д'Эм

– О… о… ие… йап! – кричали они.

– О… о… ие… йап! – отвечали охотники. Несколько детей сбежало с площадки вниз навстречу отцам.

Почти оцепенев от изумления, долго стояли европейцы на одном месте, наблюдая картину мирной жизни первобытных людей.

На площадках около каждой пещеры были разожжены костры. Готовилась пища, и запах жарящегося мяса, доносимый ветром до леса, раздражал аппетит голодных путешественников. Возле каждого костра сидела группа человек по пять-шесть. Насколько можно было судить с того расстояния, на котором находились Пьер и отец Равен, разговоров было мало и собеседники объяснялись больше жестами, чем речью. Но время от времени слышались все-таки звуки восклицаний и возгласов, а раз-другой послышался и взрыв хохота. На одной из площадок, самой близкой, была на кольях развешена для просушки шкура убитого зверя, а на соседней площадке на острие шеста водружена его голова.

– Пещерный медведь, – прошептал, всмотревшись, отец Равен. – Любимая добыча первобытного человека. Кости этого медведя были найдены при раскопках в Ориньяке и на Рейне.

Мало-помалу группы пещерных обитателей вокруг костров редели. Ушли все женщины, дети и старики, большинство мужчин; только у некоторых костров еще сидело несколько человек, по-видимому, занятых обтесыванием своего каменного оружия. Наконец, скрылись в пещеру и они. Костры потухли. Наступила полная темнота и ничем не нарушаемая тишина.

Через час после того, как скрылся последний пещерный обитатель, Люрсак сказал:

– Они, должно быть, уже спят. Пойдемте.

Решено было идти на юг, вдоль скалистых стен, пока не пройдут лес, спускающийся с горы вниз, или пока не увидят храм. Пустились в путь осторожно, стараясь не производить лишнего шума, который мог бы разбудить хозяев пещер. Пришлось пробираться сквозь густой колючий кустарник, о который очень скоро изорвалась одежда и исцарапались руки. Вечерняя роса и сырость низко лежащей долины усугубляли тяжесть положения.

Пьер шел впереди. Помня о громадном медведе, которого убили первобытные охотники, и опасаясь неприятной встречи с другим подобным зверем, он держал наготове свой револьвер. Скоро дорога стала немного легче. На пути встретилось несколько тропинок, узких и запущенных, но все-таки свидетельствующих о том, что если не люди, то, по крайней мере, звери ходили по этим местам. Посовещавшись, Люрсак и отец Равен выбрали одну из таких тропинок, убедившись, что она без грубых отклонений ведет более или менее на юг.

Отсыревшие лохмотья, в которые превратился костюм, прилипали к телу. Было холодно. Но, стиснув зубы, чтобы не дрожать и напрягая до крайности свою волю, Пьер терпеливо шел вперед, подогревая и подбадривая себя мыслями об освобождении Ванды. Однако холод и усталость брали свое. Пять часов безостановочной ходьбы подорвали силы путешественников, измученных потрясающими впечатлениями дня. Небо уже начало чуть-чуть светлеть. Пьер подумывал об отдыхе. Но в это время лес стал редеть и Пьер, собирая последние силы, призывая себя к терпению, решил добраться до опушки.

Лес закончился. Выйдя на опушку, отец Равен и Люрсак увидели перед собой не высокую отвесную скалу, являющуюся стеной громадной пропасти, а большую площадку – правда, довольно возвышенную, но не больше, чем до половины той стены, которую они оставили позади и продолжение которой смутно виднелось впереди. Площадка эта была правильной формы и вызывала представление об очень высоком искусственном фундаменте для какой-то грандиозной постройки.

Пройдя немного вбок и обогнув площадку со стороны, путешественники, действительно, увидели строения. На фоне светлеющего неба обозначились силуэты крыш неравной величины, а над ними возвышались острые силуэты четырех башен.

– Храм, – тихо сказал Пьер.

– Да, храм, – прошептал в ответ миссионер.

Пройдя немного дальше, отец Равен, указывая на кучу скалистых глыб, которая могла быть хорошим прикрытием, предложил:

– Отдохнем здесь.

Пьер согласился. Утомление было так велико, что, едва коснувшись голой земли, он моментально заснул. А священник еще долго сидел, напрягая слух и тщетно стараясь уловить хоть какой-нибудь звук из спящего храма.

Глава 19

Пьер проснулся с восходом солнца. Отца Равена не было рядом. Пьер окликнул:

– Равен!

– Я здесь. Идите ко мне.

Пьер подошел к миссионеру.

– Лезьте сюда за камни. Мы находимся недалеко от самого входа в храм. Подвиньтесь немного направо. Вон там, видите? Для наблюдательного пункта мы не можем желать ничего лучшего. Нас здесь не видно, перед нами же все, как на ладони. Ну, а теперь давайте молчать и смотреть.

– До сих пор вы ничего не заметили?

– Пока ничего.

С наблюдательного пункта, действительно, был хорошо виден весь храм. Строения его являлись продолжением скалы, так что было незаметно, где заканчивалась она, а где начинался храм. Величественный фасад храма украшали портики, кружевные орнаменты, изящные колонны и окна с решетками.

– Диковинно! Поразительно! – шептал взволнованный священник. – Этот храм великолепнее и грандиознее, чем храм в Ангор-Вате, открытый в конце прошлого века. Сто пятьдесят метров в высоту. Изумительно…

Он был весь охвачен восторгом ученого, открывшего нечто, неизвестное до сих пор никому. Он не думал ни об опасностях, ни о лишениях, ни о колдуньях, ни о Ванде и весь предался созерцанию.

– Да! Вот это храм. И где же такая исключительная по красоте вещь? В глуши азиатских лесов и гор! На земле лаосцев, народа грубого и примитивного, как животные. Но кто же мог построить это величественное и гениальное сооружение! Кто?..

Вдруг Пьер потянул его назад, тревожно зашептав:

– Замолчите!.. Тише!.. Кто-то идет.

Он показал пальцем по направлению к опушке леса, где и в самом деле появился человек, одетый так же, как вчерашние первобытные охотники. Особую странность придавало ему то, что на своей голове он нес череп громадного быка с высокими рогами, закругленными в форме лиры.

Пройдя вдоль опушки леса, человек по каменным уступам скалы ловко взобрался наверх, уцепился за карниз и, пробравшись к одному из окон, закричал, но крик его, в противоположность тем крикам, которые Пьер и священник слышали вчера, был, во-первых, не так пронзителен, а, во-вторых, наполнен лаской и нежностью:

– О… о… йе… оп!

И в этот момент, может быть, по тембру голоса, Люрсак и отец Равен узнали в нем того человека, который шел вчера во главе ватаги охотников.

Прокричав еще раз «о… о… йе… оп!», предводитель первобытных людей снял со своей головы бычий череп и, держа его, как жертву, на вытянутых руках, простоял некоторое времени неподвижно, устремив свой твердый, но ласковый взгляд на окно.

Пьер и священник недоумевали. Это была жертва, молитва. Кому? Красные боги, первобытные люди доисторической эпохи, чудесным образом сохранившиеся до наших времен, ставшие богами для жителей этого уголка Индокитая, сами поклонялись кому-то, сами чтили кого-то. Кого же?