Книга Линейцы - Андрей Белянин

Маленький шайтан подтянулся, поправил наборный пояс черкески, важно выпятил небритую нижнюю челюсть и чудесным образом умудрился подмигнуть направо-налево одновременно:

– Мештные расговаривать не могут, у них яжыка-то нет, но я их и так понимаю. Фы мои кунаки, фам нушно рядом со мной итти, родителям подарки дарить, нефесту украсть, мне передать, потом иссё плясать надо, фино пить, ф зфёзды штрелять…

– Никаких ругадзе, только веселидзе? А чего, огнище! Меня всё устраивает. – Господин Барлога в предвкушении потёр ладони. – Когда кормить-то будут?

– На швадебном пиру, но фам это лусше не кушать. Штарое мясо, швежего на кладбище нету. Нефкушное оно, а фы фкусные, но фас ешть нелься – кунаки жениха, да?!

– Да, да, мы такие, – поспешно закивали оба будущих историка.

После чего они мысленно прикинули все возможные пути бегства, признали, что до сарая с лошадьми не доберутся, поскольку на пути слишком много скелетов, а опыта в разгоне шумных толп что у того, что у другого кот наплакал. Меж тем от общей массы жителей аула в сторонку выдвинулись две группы, агрессивно клацающие друг на друга уцелевшими зубами.

– Шпорят меж шобой, какую невешту для меня фыкапывать. У отних богатая, у тругих лучше шохранилась.

Учитывая, что в данном вопросе «лучшая сохранность» обозначала лишь большее количество полусгнившей плоти на костях, студиозусы дружно отдали бы предпочтение «богатой». Но их мнения покуда никто не спрашивал.

Меж тем скелеты разгорячились, и в ход пошли кинжалы. Пару минут шестеро или семеро покойников упоённо резали и тыкали друг дружку. Потом, вспомнив, что толку с этого ноль, все как-то успокоились и вместе принялись раскапывать чью-то заброшенную могилу. Потом вторую, потом третью, потом…

– Ставлю на богатую.

– А я на красивую.

– Да вы извращенец, батенька…

– Я эстет!

– Эй, фы сего? Фы ж о моей нефсте сейсяс говорите! Прояфите фежливость, э-э…

Заур с Василием мгновенно заткнулись, делая вид, что прониклись важностью момента.

Оба семейства скелетов с почётом выдернули из каменистой земли почти целый позвоночный столб, из другой ямки принесли череп, и под добрую мелодию неубиваемой лезгинки с разбегу пошёл внахлёст конструктор «Лего». Кто-то подавал рёбра, кто-то собирал по пальчикам руки, кто-то ноги, кто-то фаланги и предплюсны, какая-то безносая женщина в обрывках платья, крайне смущаясь, принесла две тазовые кости.

Работая шумно и по-кавказски эмоционально, управились со всем этим добром, включая одеяния и украшения, примерно за полчасика, после чего новоявленную «красавицу» в сопровождении братьев-джигитов представили дорогому жениху. Типа, вот, компромиссный вариант!

Ахметка важно поклонился и шепнул:

– Надо кинсалами приподнять фуаль на лице нефесты. Только шмотрите, черепушку ей не посарапайте!

– Мы осторожненько…

Парни взяли себя в руки, Заур вытащил из ножен длинный однодольный кинжал, Василий за неимением оного потянул офицерскую саблю. Зурна стихла на протяжной, полупридушенной ноте, и под барабанную дробь два стальных клинка деликатнейшим образом приподняли полуистлевшую длинную тряпочку над жёлтым челом брачующейся. Приподняли и… опустили.

– Мы не в силах смотреть на такую красоту, – громко объявил Барлога, прикрывая спиной приятеля, которого едва ли не вытошнило прямо при свидетелях на черкеску жениха. – Боимся ослепнуть! Как это по-вашему… э-э… мамой клянусь, да?!

Толпа мертвецов в едином порыве захлопала в ладоши, затопала ногами и разразилась восторженной стрельбой в воздух. Видимо, Вася умудрился найти единственно правильные слова, понятные и приемлемые для услады слуха истинных горцев. И похвалил, и отвернулся, не оскорбив девичьей чести, не задел ничьей гордости и не подвёл жениха, сохранив перед всеми его высокое достоинство! Даже сам маленький шайтан одобрительно поцокал языком, словно бы подтверждая удачный выбор кунаков.

Двое прихрамывающих мертвецов с длинными седыми обрывками волос на нижней челюсти с поклоном встали перед ребятами. Один протянул Зауру узкий кинжал в серебре, а второй передал Васе длинный шнурок, сплетённый из разноцветных шёлковых нитей, с петелькой на конце.

– Это что?

– Это старейсины аула, подарки фам дают, поклонитша надо, – подтолкнул Ахметка.

– А почему ему кинжал, а мне какая-то верёвочка?! – простонал подпоручик, но господин Кочесоков быстро заткнул ему рот:

– Молчите и кланяйтесь! Это не верёвочка, а вручную сплетённый шнур для пистолета. Дорогая вещь, между прочим! Один конец цепляете к ремню, другой к рукоятке, и если в бою оружие упадёт, то не потеряется – всегда подтянуть можно.

– Ага, – вырвался Вася, – если он такой ценный, давай меняться!

– Вам кинжал по форме не положен. И вообще, что за детсадовские капризы? Дарёное не дарят, бэ-э-э…

Скелеты, убедившись, что подарки приняты, зачем-то полезли обниматься. Василий и ухом не повёл, а более впечатлительному Заурбеку от одного трупного запаха вдруг резко стало плохо. Старейшины аула пожали плечами и отошли в сторону. Маленький шайтан поклонился им вслед и обернулся к парням.

– Что дальше? – деловито спросил подпоручик, убрав шнурок в карман.

– Нефеста пражднует ш мужчинами, а мы с женсинами.

– Разве не наоборот? – кое-как просипел приходящий в себя господин Кочесоков. Цвет лица его колебался от бледно-голубого до лимонно-зелёного, но вытошнить всё-таки вытошнило, а это уже неплохо.

– Это у фас, людей, наоборот, а у нас, несистой силы, фсё по-другому. Да и сего фы, с дефчонками фсегда праждновать феселее! Ошобенно как напьются, так у-у-ух-ай-й!..

Пританцовывающие скелеты вновь разделились на две неравные группы. Мужчин в папахах и черкесках явно было больше. Стреляя в воздух, они дружно расселись прямо на кладбище, выкапывая заранее припрятанные бурдюки с вином, кувшины с аракой или меха с бузой.

Женщины в длинных платьях (если так можно сказать про лохмотья), шёлковых платках на головах, с украшенными золотыми бляшками поясами и монистами, лебединым шагом направились в противоположную сторону, к пустому дому у реки. Там они оккупировали большой двор, расселись по-турецки кругом и, ритмично раскачиваясь, начали молча открывать и закрывать рты…

– То есть это они поют, да? – осторожно предположил Василий, поскольку безмолвное качание из стороны в сторону, с распахнутыми челюстями, выглядело несколько пугающе. Если, конечно, толпа недосгнивших скелетов в драном тряпье, отводящих душу в кружке хорового пения, способна хоть кого-то напугать.

– Крашивая пешня, так шладко сепляет за сердсе! Сейсас расскажу…

Смахнув невольную мужскую слезу, новоявленный жених попытался перевести текст на русский, одновременно рифмуя и притоптывая в такт мелодии. Признаем, что школа классической поэзии Державина, Грибоедова и Пушкина не прошла даром: