Книга Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

– И для этого ты хочешь, чтобы она была подвижной?

– Так точно!

– А эти, как их, треноги есть?

– Только одна. Но по ее образцу можно изготовить еще хотя бы три штуки. Тогда половина морской батареи будет стоять на стационарных позициях, а вторая сможет маневрировать во время боя, затыкая своим огнем в случае надобности прорехи в обороне или наоборот, прижимая обороняющегося врага к земле, давая нашей пехоте подобраться к нему поближе перед атакой.

– Дельно, – согласился Вержбицкий. – А что делать, если у противника такие штуки появятся?

– У текинцев вряд ли, – покачал головой Дмитрий, – а вот если у немцев или еще кого, тогда кровью умоемся!

– И что тогда?

– Тут либо хороший стрелок нужен, чтобы не давать расчету вести огонь, либо давить артиллерией. Если огневая точка открыта, то шрапнелью, а если под крышей из бревен и грунта, только гранатами ковырять.

– Это же сколько снарядов понадобится, чтобы с четырех верст расковырять? – нахмурился полковник.

– Если с четырех верст – эшелон. Только надо не палить в белый свет как в копеечку, а подкатить в упор на прямую наводку и влупить так, чтобы только ошметки в разные стороны полетели!

– Куда же ты ее подкатишь, дурень! – возмутился Вержбицкий. – Твой же пулемет всю прислугу на тот свет отправит, пока они катить будут!

– А вот для этого, – ничуть не смутился Будищев, – на пушках для прикрытия расчета должны быть щиты!

С этими словами он выложил на стол еще один эскиз с дальнобойным орудием образца 1877 года, на котором был закреплен склепанный из листовой стали щит. Причем рисунок был настолько подробным, что на нем выделялись даже нарисованные заклепки, прорези для прицельных приспособлений и тому подобные детали.

– И это давно придумал? – испытующе прищурился начальник гарнизона.

– Давно!

– И генералом показывал?

– Так точно!

– Что сказали?

– Что не годится русскому солдату от врага прятаться!

Судя по всему, иного ответа полковник и не ожидал, отчего на его лице появилась горькая усмешка. Во время Кавказской войны Вержбицкий со своими подчиненными не раз и не два подвергался обстрелу, когда они выкатывали свои медные единороги на позицию, чтобы разрушить вражеские укрепления. Среди горцев было немало хороших стрелков, буквально расстреливавших из своих штуцеров русских артиллеристов, но они, невзирая ни на что, продолжали катить тяжелые пушки, теряя одного товарища за другим. А ведь оказывается, выход есть!

– Ладно, – нахмурился старый артиллерист. – Слава богу, у текинцев этих твоих митральез нет и не будет, так что со щитами пока погодим.

– Ваше высокоблагородие, – заглянул к ним капитан Мельницкий, выполнявший обязанности начальника штаба отряда.

– Что еще?

– Прибыли туркменские парламентеры… ну я вам докладывал!

– Вот оно что. Пусть подождут, невелики птицы, а вы, голубчик, тем временем кликните ко мне подполковника Щербину.

– Слушаюсь!

– Эх, не вовремя Михаил Дмитриевич уехал. Тут такое можно… – сокрушенно вздохнул Вержбицкий, после чего, как бы спохватившись, отпустил своих посетителей: – Можете быть свободными, господа.

Выйдя из штабной кибитки, Полковников с Будищевым заметили целый караван. Несколько тяжелогруженых верблюдов, очевидно, навьюченных чем-то ценным, окруженные до зубов вооруженными всадниками. Особенно выделялся один из них, весьма живописно одетый, с горделивым выражением лица. Надменно взглянув на русских офицеров, он вскоре отвел глаза в сторону, ясно давая понять, что гяуры его не интересуют.

– Ты посмотри, какие клоуны, – подумал вслух Дмитрий, вызвав удивление у своего спутника.

– Кто, простите?

– Рот, хоть завязочки пришей… не обращайте внимания, Петр Васильевич. Кстати, а вы случайно не знаете, где этот мой «спасенный» обитает?

– Случайно знаю. В госпитале, разумеется. Его врачует ваш приятель Студитский. Забавно, не правда ли?

– Что именно?

– Ну как же. И доктор, и пациент обязаны вам жизнью.

– Действительно.

– Вот что, кондуктор, – перешел на официальный тон капитан. – Если желаете посетить госпиталь, то у вас есть час. Затем жду вас в расположении.

– Слушаюсь!

Как это ни прискорбно, но организация медицинской службы никогда не была сильной стороной Русской императорской армии. Причин тому было множество, но главное, пожалуй, в казенном отношении к делу военных властей. Заведовать медиками часто назначались генералы или чиновники, положение которых лучше всего объясняла пословица про «чемодан без ручки». Иными словами, выгнать их было не за что, но и доверить серьезного дела тоже нельзя. Закаспийский отряд до недавнего времени не был исключением, отчего потери от болезней и дурного ухода за больными и ранеными в несколько раз превысили таковые полученные от неприятеля. Достаточно сказать, что во время печально знаменитой экспедиции генерала Ломакина в обозе имелось место только для сорока лежачих, при том, что реальное число больных и раненых превысило две с половиной сотни.

Однако с назначением генерала Скобелева ситуация медленно, но верно начала улучшаться. Во-первых, во всех постах на Атрекской линии были организованы фельдшерские околотки. Во-вторых, резко увеличено количество врачебного персонала, от врачей до санитаров. В-третьих, в Дуз-Олуме и Бами открыты самые настоящие госпитали. Исправляющим должность начальника последнего был назначен доктор Студитский, имевший помимо всего прочего чин коллежского асессора.

Ранение в ухо в ходе знаменитого дела у Бендессен несколько умерило его пыл, так что теперь он не мотался по передовым отрядам в поисках приключений, а занимался своими прямыми обязанностями, то есть врачевал больных и раненых, благо недостатка ни в тех, ни в других не было.

– Рад вас видеть, любезный Дмитрий Николаевич, – поприветствовал он моряка. – Какими судьбами, неужто решили справиться о здоровье спасенного вами мальчика?

– Угадали, Владимир Андреевич. Как он?

– Как вам сказать, друг мой. Нельзя сказать, чтобы совсем уж плохо, однако и обнадежить мне вас нечем. Впрочем, организм молодой и здоровый, даст бог, поправится.

– Ну да, если пациент хочет жить – медицина бессильна! – схохмил по привычке Будищев.

– Но-но-но! – шутливо погрозил ему пальцем врач. – Попадете ко мне, я вам эти слова припомню!

– Все, сдаюсь! – поднял обе руки вверх кондуктор.

Как оказалось, юный текинец расположился в госпитале с определенным комфортом. Народу в просторной кибитке, приспособленной под палату, было совсем немного, жесткая солдатская постель его застелена мягким матрасом, пожертвованным самим доктором Студитским, а уж белые простыни и чистая рубаха с кальсонами и вовсе могли считаться по нынешним временам невообразимой роскошью.