Книга Принц Генри - Эмма Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она закрывает лицо ладонями, всхлипывая, и слезы льются сквозь ее пальцы. Генри тотчас же привлекает ее к себе и обнимает, и она стоит, уткнувшись лицом ему в грудь.
Это – нарушение протокола, простым гражданам не положено обниматься с членами королевской семьи. Но, кажется, Генри все равно.
– Мне очень жаль, – шепчет он, пригладив ее растрепавшиеся волосы. – Я глубоко соболезную вам.
Луис тоже не может справиться со своим выражением лица, и я прижимаю мальчика к себе, пытаясь успокоить его, с трудом подбирая слова.
Так мы и стоим некоторое время, пока они хоть немного не успокаиваются. Генри отпускает миссис Кэмпбелл, чуть пожимает ей руки и напоминает, чтобы она в любое время звонила ему в офис. Потом мы присоединяемся к группе, ожидающей нас.
– Ох, какой потрясающий момент! – Ванесса Стил чуть ли не подпрыгивает на своих шпильках. – Когда выйдет эта запись – бравый принц утешает скорбящую мать, – никто не устоит! Все по обе стороны океана будут просто в восторге!
Генри, кажется, делается нехорошо… а потом на его лице отражается неприкрытый гнев.
– Вы что, снимали это?
– Конечно, снимали. Я же сказала вам, все попадает на камеру. И это было, черт меня дери, просто феноменально! Настоящие неподдельные эмоции – такие вещи на камеру не изобразишь.
Генри выбросил руку вперед, указывая на отъезжающий катафалк.
– Этот юноша погиб за свою страну. За мою страну. Он отдал жизнь, защищая землю под твоими ногами.
Ванесса расправляет плечи, прямо встречая его гневный взгляд.
– Когда я закончу с этой сценой, все будут знать его имя. Его историю. Его жертву.
Чушь собачья. Я, может, и наивна, но не настолько. Мотивации продюсера не имеют ничего общего с данью памяти умершим.
Генри кивает, напряженно поджав губы, потом подзывает оператора.
– Могу я взглянуть?
Оператор передает ему небольшое серебристое устройство – миниатюрное, как объясняла мне Пенни, специально, чтобы снимать на публике, но при этом достаточно мощное, чтобы снимать с большого расстояния в самом высоком разрешении. Генри вертит устройство в руках… а потом вдруг бросает на пол и тщательно растаптывает, так, что карта памяти превращается в труху.
– Генри! – взвизгивает Ванесса. – Ну черт возьми!
– Это – один из худших дней в их жизни, в череде ужасных дней, – отрезает он. – Я не позволю вам превратить это в развлечение.
Продюсер в бешенстве.
– Ты хоть знаешь, сколько стоит это оборудование?
Генри усмехается.
– Можете выставить мне счет.
С этими словами он решительно направляется прочь.
На взлетной полосе, когда мы поднимаемся по трапу, Генри идет самым последним. Я задерживаюсь и проскальзываю к нему. Он все еще в ярости – лицо окаменело, плечи напряжены, а кулаки сжаты.
– Это было потрясающе, – тихо говорю ему я. – То, что ты сделал… я думаю, это просто потрясающе.
С горечью он качает головой.
– Нет. Просто иначе было нельзя – это нормальный поступок, – его глаза горят зеленым огнем. – Твои ожидания не должны быть такими низкими.
– Мои ожидания касательно тебя?
– Касательно всех, – его слова сухие, резкие. – Подними планку выше, Сара.
С этими словами он отворачивается, словно отсылает меня, и входит в самолет.
* * *
Мы приземляемся в Хэмптон-Хиллз, шикарном местечке для богатых и знаменитых в самом северном регионе Весско. Фургон с тонированными окнами отвозит нас в отель «Реджинальд», где телешоу «Подберем пару» зарезервировало крытый бассейн для частной вечеринки. Генри входит, раздевается до плавок и направляется прямиком к бару. Камера отслеживает его движения, когда он подходит к шезлонгу, держа в каждой руке по бокалу виски.
Что-то в груди сжимается, когда я смотрю, как он наблюдает за девушками, резвящимися в бассейне в разноцветных купальниках, едва ли что-то прикрывающих. Я закатываю рукава черной рубашки; мне дискомфортно и душно во влажной комнате, и кожа становится липкой от пота. А потом Ванесса Стил подхватывает свой ужасный мегафон, приказывая всем помощникам и тем, кто не участвует непосредственно в съемке, покинуть площадку.
– Пойдем поиграем, Генри! – зовет леди Корделия. Удерживая над головой пляжный мяч, она приближается к оператору, стоящему на краю бассейна.
Генри ухмыляется, потягивая свой напиток.
– Я присоединюсь, как только допью, милая.
Отвожу взгляд и направляюсь к Пенелопе, которая обсуждает маникюр с Лаурой Беннингсон рядом с вышкой для прыжков.
– Я пойду в комнату, Пен, – говорю ей я. – Веди себя хорошо, ладно?
Сестра кивает и машет мне.
Мне ужасно хочется повернуться к Генри, посмотреть, пошел ли он «поиграть» с Корделией, но я заставляю себя смотреть на дверь.
А потом выхожу.
Позже, пообедав у себя в комнате рыбой с жареной картошкой, я лежу в кровати и пытаюсь читать «Джейн Эйр», но никак не могу сосредоточиться. Слова сливаются, и единственный образ в моей голове – это Генри Пембрук, в плавках, сидящий в шезлонге у бассейна, смеющийся и попивающий свой виски. Интересно, он остался в бассейне? Или перебрался в комнату одной из девушек – к Корделии или Элизабет, или, ой блин, к Пенелопе – продолжить развлекаться в более частном формате?
Громко захлопываю книгу, обуваюсь и спускаюсь на лифте к бассейну. Уже поздно. В коридорах отеля тихо и безлюдно. Джеймс, личный телохранитель Генри, стоит за дверью бассейна.
– Он все еще там? – спрашиваю я.
– Да, леди Сара.
Я стараюсь держаться бесстрастно, но вряд ли у меня получается.
– Он один?
Взгляд синих глаз Джеймса мягкий и полон сочувствия – не знаю уж, к Генри или ко мне.
– Да. Съемки закончились несколько часов назад, но он так и не вышел. И так и не поел.
Киваю, а потом, вопреки здравому смыслу, позволяю ногам отнести меня внутрь.
Генри плавает на глубокой стороне бассейна, на нудле, а в руке держит полупустой стакан виски. При этом он напевает: «Резиновая уточка, плывущая над водой. Как же мне весело купаться с тобой».
– Ты ведь понимаешь, что это – бассейн, а не ванна?
Взгляд Генри затуманен алкоголем.
– А вот и она. Куда же ты уплыла, уточка? Ты пропустила все веселье. Было здорово.
– Я была у себя.
Он поднимает бокал, расплескивая содержимое.
– Только не говори, что ты читала. Что там у тебя сегодня по списку?
– «Джейн Эйр».
Генри разочарованно стонет.