Книга Последнее обещание плюща - Лина Мур

– Но он может ужалить, – замечаю я.

– Может, но он не сделает этого, потому что он единственный, с кем я могу быть живым. Он знает все мои тайны, и я дал ему обещание. Он хранит его верно, но он же и подарит мне шанс вырваться из этих оков прошлого. Айви, я даже подумать не мог, что нужно двадцать лет для этого. Я бы тогда ждал дольше. Ещё одну вечность, но только знать, что будет шанс иметь возможность касаться чувственной кожи и наслаждаться этим тёплом. Ты согреваешь моё сердце, – он постоянно гладит моё лицо. Его пальцы бегают по коже, вызывая мурашки на ней.

– У тебя холодные пальцы, а на улице душно, – замечаю тихо я.

Он резко замирает и в его глазах появляется страх.

– Вообще, ты весь холодный, словно у тебя внутри личный кондиционер, – добавляю я. Его лицо заметно бледнеет. Мужчина сглатывает и убирает руку, отодвигаясь от меня. Чёрт, ну что я за дура?

– Это болезнь, – едва слышно он выдавливает из себя.

– Ты болен? – Чуть ли не взвизгиваю испуганно я.

– Не смертельно. У меня с рождения плохая циркуляция крови. Болезнь Рейно. Она постоянно возвращается. Она поражает в моём случае иногда всё тело, иногда только руки. Всё идёт от сердца, – сдавленно признаётся он.

– О, Господи, – с ужасом вставляю я.

– Из-за сильных эмоций идёт нагрузка на сердце, отсюда и более выраженные симптомы. Это не заразно. Некоторые излечиваются, но не я. Для тебя это проблема, Айви? – Он бросает на меня напряжённый взгляд исподлобья.

– Нет-нет, что ты, – быстро мотаю головой и немного привстаю на локтях. – Она доставляет тебе дискомфорт?

– Нет. Я не замечаю даже этого. Уже привык быть холодным большую часть своей жизни. У многих пропадает чувствительность, но не у меня. Наоборот, ощущения от прикосновений ещё ярче, иногда даже болезненны. Поэтому я стараюсь никого не трогать. Но не с тобой. С тобой я ощущаю жар и словно моя кровь бурлит. Давно не чувствовал нечто подобного. На самом деле даже не помню, когда я что-то, вообще, чувствовал. Я был безразличен ко многому. Я не испытывал желания улыбаться или смеяться. Это так, словно ты просто стоишь, а вокруг тебя ходят люди, не замечая тебя. Сначала ты хочешь, чтобы они тебя заметили, а потом привыкаешь и живёшь таким образом. Ты отдельный мир, где нет никого, кроме тебя.

– Но почему? Что заставило тебя так категорично отстраниться от людей? Только болезнь? Они высмеивали тебя, да? – Сочувственно вглядываюсь в его лицо. Слабая и грустная улыбка касается красивых губ.

– Они просто не хотели меня видеть. Они сами отвернулись от меня, а я пытался. Айви, ты не знаешь, сколько раз я пытался пойти на контакт с ними. Они меня забыли, исчезли, выбросили. И мне пришлось принять это, но не смириться. Как тебе. Мы очень похожи. Нас обоих вышвырнули из жизни близкие люди, словно мы не живые, а вещи, в которых больше не нуждаются. Это жестоко. Я пытался их понять. Пытался, но не смог.

– Такое не прощается, – с болью шепчу я. Сама тянусь к его лицу и провожу по мягкой щетине ладонью. Он улыбается мне и прижимается к моей руке, как будто ищет тепло, в котором его ограничивали. Теперь я понимаю почему. Большинство людей испугаются, когда коснутся его, посчитав, что он заразный или что это ненормально. Но это всего лишь небольшое отклонение, которое не должно лишать его возможности жить.

– Нет. Не прощается. Предательство сложно простить, и хоть люди говорят, что принимаю это, прощают и живут дальше, но они всегда помнят про то, что им вонзили нож в спину. Они ждут каждый день очередного укола боли. Они создают свою клетку, из которой нет пути.

– Кто с тобой это сделал? Твоя семья? – Шепчу я. Он жмурится и дёргается назад, падая на спину. Его губы сжимаются в тонкую линию. Мне не нужны слова, я и так поняла, что права.

– Хочешь, мы сменим тему? – Предлагаю я, теперь лёжа на боку рядом с ним.

– С радостью, – мягко улыбается он. – Расскажи мне, какой была твоя жизнь? Ты с кем-то встречаешься? Ты помолвлена с мужчиной? Замужем?

– Думаешь, что если бы я с кем-то встречалась или была замужем, то целовалась бы с тобой? – Изгибаю вопросительно бровь, ожидая, что он рассмеётся, но он очень серьёзен.

– Даже кольцо на пальце не повод, чтобы люди отказывали себе в минутных слабостях. Я это видел и часто, – глухо отвечает он.

– Видимо, у тебя и, правда, было много в жизни предательства, но на мой счёт можешь не волноваться. Я ни с кем не встречаюсь, а последние серьёзные отношения у меня были ещё в университете, но мы расстались. Ему нужно было уделять слишком много времени, а я старалась получить больше хороших рекомендаций, чтобы найти приличную работу, за которую платят нормально, а не гроши. Потом у меня были свидания. Первое после расставания с бывшим прошло ужасно. Это был отец одного из моих подопечных. Он ухаживал за мной и был вдовцом. Ужин шёл великолепно, пока в ресторан не заявилась его живая, как узналось, жена и не устроила скандал. Я сбежала оттуда и на следующий день меня попросили уволиться по собственному желанию. Это перечеркнуло все мои труды. Все. Я зареклась больше не встречаться с мужчинами, а сконцентрироваться на работе. Но всё же ещё три раза ходила на свидания после того, как убедилась, что они не женаты. Ничего не вышло. Абсолютно ничего, потому что я думала абсолютно о других вещах. В общем, я свободна и, если честно, то не задумывалась о браке и о постоянных отношениях. Боюсь, что сломаю жизнь какому-нибудь бедняге, как сделала моя мать с отцом. Я трудоголик, а мужчинам нужно внимание, иначе они идут искать его на стороне.

– Снова нахожу в тебе себя, Айви. Я тоже был трудоголиком. Я старался заработать себе хорошую репутацию, учился каждую свободную минуту, чтобы быть лучше и лучше. А в итоге ни к каким хорошим результатам это не привело, – мы понимающе улыбаемся друг другу.

– То есть мы два неудачника, – тихо смеюсь я.

– Никогда так не говори. Нам, наоборот, повезло, понимаешь? Это не неудача, это огромное везение что-то изменить, что-то сделать иначе, начать жить. Это должно заставить увидеть правду о тех, кто нас окружал и о нас самих. К примеру, ты, Айви. Неужели, ты хочешь прожить свою жизнь, как твоя мать? Постоянно быть зацикленной на работе и потом, в один день, встретить свою дочь, которая будет тебя ненавидеть? – Охаю от его вопроса в лоб.

– Нет… конечно, нет, – шепчу я.

– Поэтому начинай делать что-то иначе сейчас. Поверь мне, малышка, иногда может быть такое, что не будет времени. Ничего не будет. Ты не успеешь улыбнуться. Не успеешь насладиться прикосновениями. Не успеешь попробовать ананас. Не успеешь купить себе трусы в горошек, потому что для других это смешно и тебе становится стыдно из-за этого желания, но они тебе так нравятся. Не успеешь увидеть то, что за холмом. Не успеешь полюбить. Не успеешь подарить внимание тому, кому хочешь, потому что он ведь будет и завтра рядом. Но нет, слышишь? Нет. Такого может не быть. Люди умирают. Люди уходят. Люди остаются в одиночестве, потому что гнались за чем-то, что не было настолько важным. Хорошие рекомендации недолго будут греть тебя ночью. Ты сожжёшь их, чтобы горел костёр, но они закончатся. А вот чувства заставят тебя взять себя в руки и искать тепло снова и снова, не сдаваться. Не надеяться на какие-то бумажки, которые сгорят быстро. Ты не будешь ждать, когда тебя найдут, ты сама найдёшь выход. Понимаешь? – Он заводит за ухо прядь моих волос, а я чувствую, как он прикасается не только ко мне, но и к чему-то очень глубокому. К моему сердцу. Его слова это как воздух. Свежий воздух, а не душный кислород для меня.