Книга Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Какого черта!»
«Простите… простите… – пытался выговорить он. – Вы в порядке?»
«Да, но машина, блин, в хлам!»
Мало-помалу мой гнев и адреналин отступили. Он развернул фургон (который не пострадал, только большое зеркало со стороны водительского сиденья – оно разбило мое ветровое стекло), и, поскольку мы были далеко за пределами зоны действия мобильной связи, друг за другом поехали на север, в маленький аляскинский городок Ток, чтобы сообщить патрульным об аварии. Там я заселилась в мотель, а водитель фургона и его семья накормили меня обедом, после чего направились дальше на юг.
После обеда я поняла, что мне нужно принять душ. Когда раздевалась, на пол посыпались маленькие осколки. Я осознала, что просто усыпана ими: осколки ветрового стекла были у меня в волосах, застряли в футболке, посверкивали, как блестки, на ключице. Мягкая кожа на правом предплечье, более грубая на внешней стороне левого предплечья были испещрены мелкими порезами – это получилось, как я догадалась, когда я изо всех сил выкручивала руль вправо. Внезапно больше всего на свете мне захотелось поговорить с мамой. Я позвонила обоим родителям, разместила на Facebook пост, в котором попросила друзей обнять близких, и легла спать.
Когда ты почти что встречаешься со смертью, самое странное – это то, что жизнь после этого просто идет дальше. Чудовищность момента не отмечается никакой церемонией или ритуалом, и большинство окружающих тебя людей могут даже не понять, что случилось. У меня не было никаких серьезных повреждений, и я чувствовала себя глупо, размышляя о «почти» и «чуть не». Однако не могла избавиться от воспоминаний о своей уверенности в том, что это последние моменты моей жизни, когда закрыла глаза перед столкновением. «Вот и все», – думала я. Я не впервые испытала страх смерти, но никогда раньше не была так уверена в ее неотвратимости.
Я оказалась неправа, но все же была близка к смерти, а в результате все, что мне оставалось, это бороться с непонятной смесью благодарности и ужаса.
В своих мемуарах «Я живу, я живу, я живу» (I Am, I Am, I Am) британская писательница Мэгги О’Фаррелл описывает семнадцать случаев из своей жизни, когда она столкнулась с возможностью собственной смерти.
В переживании близости смерти нет ничего особенного или уникального. Такие случаи нередки: осмелюсь предположить, что это случается с каждым, даже если мы не всегда понимаем, что произошло. Грузовик, который проехал слишком близко к твоему велосипеду; усталый врач, осознающий, что дозу лекарства нужно было бы еще раз уточнить; слишком много выпивший водитель, которого все же уговаривают не садиться за руль; поезд, на который опаздываешь, проспав сигнал будильника; самолет, на который не успел; вирус, который не вдохнул; насильник, которого не встретил; дорожка, по которой не пошел. Все мы, передвигаясь по миру в неведении, берем время взаймы, ловим дни, избегаем судьбы, проскальзываем через игольное ушко, не осознаем, когда может упасть лезвие гильотины.
Она продолжает: «Когда вы сталкиваетесь с такими переживаниями, это меняет вас навсегда. Вы попытаетесь их забыть, отвернуться от них, отмахнуться, но они уже проникли внутрь, хотите вы того или нет. Они поселяются в вас и становятся частью вас, как сердечный стент или спица, соединяющая части сломанной кости».
И я чувствовала, что действительно изменилась. Я увидела нечто, чего не должна была увидеть, – что-то секретное, почти непристойное. Как будто на одно мгновение у меня появилась сверхъестественная способность увидеть собственное возможное будущее, которое было ужасным. Я не могла не думать о том, что этого не произошло, об образах, заполнивших мою голову после аварии: спасатели, вертолет, трубки и мешки с кровью. Но чаще всего я думала о родителях. Смерть, если она наступает быстро, чаще всего приходится переживать тем, кто остается здесь. И я была благодарна за них, что не превратилась в искрошенное кровавое месиво.
Позднее тем же летом я провела две недели, скитаясь по пересеченным дорогам северной Британской Колумбии в до смешного маленькой арендованной машинке. Это была задолго до срока спланированная командировка, и я собиралась поехать на своем джипе, но его больше не было. Вместо этого я тащилась позади громадных лесовозов в «фиате-500», под проливным дождем и в облаках дыма от лесных пожаров.
Тогда еще я была нормальным компетентным водителем. Страх еще мне не мешал. Но в той поездке я поняла, что столкновение с фургоном лишило меня решающего в вождении элемента: доверия к другим водителям. Вся система автодорожного движения основывается на доверии к другим: на том, что они будут останавливаться на красный свет светофора, давать сигнал поворота, оставаться на своей чертовой полосе. Там, где раньше я действовала, основываясь на доверии, абсолютно уверенная в том, что другие водители будут вести себя соответствующим образом, теперь я сомневалась и ко всему относилась с подозрением. Я ничего не знала о травме, о том, как она может заставить проявлять предусмотрительность и бдительность, граничащие с паранойей, как она может заставить человека поверить в то, что, как часто это формулируют врачи, «мир абсолютно опасен».
Я ничего этого не знала, но теперь переживала это. Я жалась к обочине, держась как можно дальше от желтой разделительной полосы. Я наблюдала за колесами встречных машин, чтобы убедиться, что они не поворачивают в мою сторону. Я нервничала. Я была напугана.
8 января 2016 года – окраина Уайтхорса, на Аляскинском шоссе
Предполагалось, что именно первого января я начну новую жизнь после маминой смерти. Я сама определила эту дату за несколько месяцев до того: меня привлекал простой символизм нового года. Прошло пять месяцев и одна неделя с тех пор, как мы смотрели, как сотрудники больницы отключают аппараты, поддерживающие жизнь в мамином теле, а неделю назад я наконец вернулась домой после более чем двух месяцев в дороге, из Юкона в Калифорнию и обратно, в отчаянной попытке постоянно двигаться через собственное горе. Теперь, когда я снова была в своей квартире, я решила, что оставлю позади дни, проведенные за просмотром бесконечных сериалов и бесконечные же тарелки с заказной китайской едой. Я уже достаточно долго находилась в состоянии застоя. Настало время взять себя в руки.
В первый день нового года я загрузила свою старенькую «тойоту» 4Runner, которую купила на замену джипу после его столкновения с фургоном, и отправилась на север. Я свернула на шоссе Клондайк и поехала по нему в сонный Доусон, а оттуда по покрытому снегом шоссе Демпстер (единственной в Канаде дороге, пересекающей Северный полярный круг) в Инувик в дельте реки Маккензи. В то время Инувик был концом постоянной сети дорог. Оттуда я направила свою машину вниз по крутому заснеженному холму на замерзшую поверхность самой реки и поехала по широкой ледовой дороге, расчищенной вдоль Маккензи, в деревню Тактояктук на берегу моря Бофорта.
Это была первая настоящая рабочая поездка, на которую я отважилась со времени путешествия в августе. Я планировала написать книгу о прошлом и будущем знаменитого Северо-Западного прохода, легендарного морского маршрута по Канадской Арктике. Идея состояла в том, чтобы увидеть, где заканчивается этот проход – море Бофорта в его всеобъемлющей замерзшей зимней красоте; представить себя запертой во льдах и темноту на старинных деревянных кораблях, а также посетить местное сообщество, которому суждено было навсегда измениться благодаря развитию арктического морского прохода.