Книга Цифры нации - Николай Старинщиков

– Кто это? – удивлялась Ворошилова.

– Молчи, – отмахнулась Троекурова.

Рыжий вместе с белобрысым выбрался наружу и принялся в микрофон орать про какое-то постановление правительства, согласно которому органы безопасности обязаны освободить улицы от проституток.

– Караул! Бабоньки! – закричала одна из проституток-андроидов и бросилась в отрыв, но ей не дали уйти, прижав к чугунному парапету. И едва не размозжили. Существа в черном обладали мощью бетонной плиты, так что андроиды решили не спорить.

Погрузив проституток в автобус, рыжий с белокурым вернулись в машину и тронулись в путь. Троекурова смотрела из окна. Мимо проплывали знакомые дома. Улица Гончарова, Льва Толстого. Так и есть! МГБ! Неисповедимы пути твои, Боженька… Их поджидали распахнутые ворота… Учреждение готово было их проглотить. Троекурову трясло, а мозг едва работал.

– Господи, помилуй мя, грешную, – пробормотала она, мелко крестясь.

Ворошилова тем временем сидела, закатив глаза и разинув рот. Увидев такое дело, люди в черном растолкали ее за плечи, сунули под нос нашатырь, после чего та стала махать руками и материться, типа пошли вы на хрен, что она будет жаловаться Мокрощелову, и тот вставит им клизму.

Задержанных, не обращая внимания на лепет, вынули из машины и ввели в здание. А вскоре их допрашивал сам министр, уважаемый Жердяй. Министр, а точнее – председатель Ревизионной комиссии, сидел за письменным столом, отвалясь на спинку кресла и раскинув ноги; на лице его значилось: «Как я с вами устал!!!»

Слева от двери на стене висела большая картина, на которой, сидя на лошади, таращил глаза какой-то страшный мужик, а люди перед ним на картине вроде как двигались, оставаясь при этом на месте. Троекурова вздрогнула. Казалось, люди на картине действительно шевелились, но стоило навести на них глаза, как персонаж замирал, однако остальные продолжали движение.

– Я больше не буду, – тряслась Ворошилова.

– Чего не буду? – спросил министр.

– Ничего не буду, – уточнила та, отчего министра перекосило, словно от горькой пилюли.

– Не будет она… Раньше надо было думать.

– Простите, господин товарищ министр.

– Уважаемый, – поправил Жердяй и понес ахинею по поводу изменений, происшедших давным-давно. Жили-были господа, не тужили, пока их не заменили товарищи. Потом товарищам пришел кирдык, однако слово «господа» назад не вернулось – оно не прижилось толком, а ведь надо же было как-то друг друга величать – вот и возникло принятое на основании закона обращение «уважаемый»… Простенько и со вкусом…

Дамы стояли, трясясь. Рядом с ними находились Татьяноха с Виноградовым. Оба в штатских костюмах.

– А это мои помощники, – представил их Жердяй. – Товарищ министра, уважаемый Виноградов, а также товарищ прокурора, уважаемый Татьяноха.

Ворошилова удивилась. Слово «товарищ» вроде как под запретом, но не для всех. Как это следует понимать?

Жердяй расплылся в улыбке:

– «Товарищ» – всего лишь заместитель, как при каком-то царе было…

Он взглядом поймал на картине царя, сидящего на коне, и отвернулся. Потом велел дамам присесть к столу и стал говорить по душам: кто такие, чьих будете да не приходилось ли ранее? Одним словом, на глазах превратился из монстра в душку.

– Как ваша фамилия? – спросил он Ворошилову, заглядывая в бумаги. Та ответила, после чего Жердяй снова уткнулся в бумагу и по складам прочитал: – Пта-ше-чка… Я правильно понял?

Ворошилову обдало жаром. Столько лет минуло, а бумага сохранилась. Троекурова качнула головой и осуждающе хмыкнула.

– Прошу не путать, меня именуют как Птушечка, – заметила Ворошилова. – Меня бабонька так называла, господин товарищ начальник.

– Уважаемый, – поморщился Виноградов, – просто уважаемый…

– Я буду жаловаться Мокрощелову! – продолжила Ворошилова-Птушечка, чем удивила Жердяя.

Тот вскинул брови, отодвинул бумаги.

– Мокрощелов – наш человек. Он давно на пенсии. – И к Троекуровой: – А вы, значит, Курва…

– Так точно, – последовал ответ.

Теперь Ворошилова качала головой и ухмылялась, глядя в лицо подруге и вспоминая забытый голос Мокрощелова: «Птушечка, дорогая моя… Подпиши – и лети. Хоть на край света…»

Голос министра вывел ее из оцепенения.

– О чем вы? – спросила Птушечка.

Жердяй зловеще улыбнулся:

– Меня интересует ваша связь с Римовым.

– А кто он такой, чтоб я о нем помнила?

– Ну как же… Брюки темно-синие… С красными лампасами… Комиссар полиции как-никак…

На столе у Жердяя прозвенел старинный телефон.

– Председатель слушает, – сказал он важным голосом, косясь в сторону всадника на картине.

В трубке послышался голос заместителя председателя правительства:

– Большов сейчас занят, он мне поручил связаться…

– У вас что с головами?! Вас для чего наделили правами?!

Это была обычная практика, которую исповедовал заместитель, – ори во всю глотку, пока не выдохнешься. Потеряв силу выхлопа, он перешел на конструктивный лад:

– Собственники андроидов несут убытки… Бюджет за сегодняшний день недосчитался…

– У нас пандемия, – вспомнил Жердяй, – у нас потеря людских ресурсов.

– К черту ресурсы! Ты делай, как я велю! Гони всех в шею, а блядей в первую очередь – пусть деньги зарабатывают. Ты понял меня?!

Естественно, еще бы ему не понять! Жердяй кинул трубку в гнездо и задумался, поражаясь услышанному. С помощью Римова об него только что вытерли ноги. Зато на совещании получилось гладко – изъять вредительниц с улиц, поручив это дело органам государственной безопасности, поскольку это их подследственность – защита толерантности, искусственного интеллекта. Короче, тонкое дело.

Идея исходила от Римова. Он озвучил ее, склонив членов правительства в свою сторону, а сам ускользнул от исполнения директивы.

Жердяй, сузив глаза, смотрел перед собой и ничего не видел – ни Птушечку с Курвой, ни Виноградова с Татьянохой. Он видел перед собой лишь окно, за которым, сидя на ветке, упрямо скрежетал воробей. Окаянная птица – величиной с фигу, а шуму было как от строительного пистолета. И что характерно, этот монотонный долбеж был направлен прямиком в несчастную голову.

И Жердяй, не сводя глаз с воробья, стал медленно подниматься. Только бы не спугнуть «певца». Подойдя к окну, он выставил в приоткрытый проем руку с баллончиком и нажал кнопку. Струя слезоточивого газа плюнула в сторону дерева, но в «певца» не попала – тот вовремя улетел, испугавшись Жердяя.

Затворив окно, председатель вернулся в кресло и продолжил разговор с дамами. Ему надо было от них всего ничего – подтвердить показания одного очевидца. Дело было весьма щекотливое, потому и требовало участия как самого Жердяя, так и Виноградова с Татьянохой.