Книга Мой далекий близкий - Юлия Николаевна Николаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что скажешь? — спросил Влад, я пожала плечами.
— Кто-то что-то искал. И был готов к походу и встрече с камерами.
— Как он в парадную попал? Видела, он зашел один, значит, у него был ключ.
— Думаешь, это кто-то из друзей Андрея? — нахмурилась я.
— Не думаю, что он раздавал ключи своим друзьям. Кто-то озаботился заранее этим вопросом и сделал копию. Это могло быть и до смерти Шилова.
Да уж, яснее не стало. Когда мужчина пришел к нам с флешкой, я задала вопрос, не надеясь, если честно, на успех.
— Скажите, а месяца четыре-пять назад к вам не обращался сам владелец, Андрей Шилов? С такой же просьбой?
Мужчина задумчиво постукивал пальцами по стене, размышляя.
— Ждите, — сказал в итоге снова и удалился.
Влад только хмыкнул.
— Немногословный дядька.
— Зато дело свое знает.
— Не удивлюсь, если он и Шилова твоего вспомнит.
Я непроизвольно поморщилась, услышав это «твоего», и Влад сощурился, но ничего не сказал.
В какой-то степени нам, действительно, повезло. Потому что обнаружился другой сотрудник, с которым у Шилова был разговор. Этот был на контрасте, длинный и тощий, немного лысоватый и в очках.
— Андрей Станиславович, действительно, обращался. Но лично не приезжал, просто попросил записать ему данные нескольких дней. Потом заехал и забрал их. Вот и все.
Естественно, вряд ли мужчине пришло в голову пересматривать все записи, он их просто записал и забыл.
— А у вас их не сохранилось?
Но ответ был отрицательным.
Вскоре мы сидели в машине Влада, ехать он не спешил, о чем-то думал, постукивая по рулю. Я исподволь бросила на него взгляд. Честно старалась смотреть как можно меньше, да и то, только во время разговора. Но то и дело ловила себя на желании взглянуть. И каждый раз, ухватив образ, тут же отворачивалась, словно это было что-то незаконное.
— Он мог посмотреть записи и узнать человека, — высказал Влад, наконец, предположение.
— Мог, но только нам это уже никак не поможет.
— А если Шилов их сохранил?
Я пожала плечами.
— Уверена, что офис тоже обыскали… Тот же компаньон. Квартирный сейф был пуст, так что… — я развела руками.
Влад покивал, а потом заметил:
— Если только он не спрятал их в банковской ячейке.
Он посмотрел на меня.
— Я правильно понимаю, что завещание было открытое?
Я кивнула.
— Нужны документы на право вступления наследство. Если мы приплатим этому твоему нотариусу, он может подсуетиться?
— Не знаю. Но он вроде неплохой человек.
— Ну значит, попробуем обратиться к неплохому человеку.
Мы двинули в сторону конторы, я, подумав, заметила:
— Даже если нам удастся втихую все оформить, и я вступлю в права наследования, боюсь, возле банка днем и ночью меня будут караулить.
— Будем решать проблемы по мере их поступления, — отмахнулся Влад.
— А полиция? Они ведь могут получить доступ к ячейке?
— Могут, но у них бумажная волокита растянется на месяц. Так что, к тому моменту, когда они придут туда, махая бумажкой, я надеюсь, мы уже будем все содержимое держать в руках.
Я хмыкнула.
— Ага, вот Синичкин обрадуется, узнав, кто побывал в банке за это время.
— Синичкин?
— Следователь, который ведет дело. Он и так настроен против меня, кажется.
Влад ничего не сказал, и оставшуюся часть пути мы проехали молча. Машину припарковали неподалеку.
— Останешься здесь, особо не светись.
— Думаешь, Белосельский тебе поверит? Он вообще не особенно радуется всяким типам.
Влад усмехнулся, бросив на меня взгляд. Задержавшись на моем лице, отвернулся, а я сидела, пытаясь унять дрожь внутри.
Дурная память вытащила на свет ненужные воспоминания и теперь утверждала: он взглянул на меня так, как тогда.
На самом деле затолкать это бред куда подальше оказалось не так уж сложно. Стоило только вспомнить, чем все кончилось.
Влад ушел в контору, а я осталась ждать, растянувшись на заднем сиденье его автомобиля. Тут было комфортно, приятно пахло кожей и ароматизатором. Я вдруг подумала: занимался он сексом в этой машине?
И сразу стало совсем не так комфортно, и вообще, захотелось выйти. Как представлю его сидящим тут, а на нем какая-нибудь девица, и он ее целует, раздевает…
Я затрясла головой, почти зарычав вслух. Да откуда весь этот бред в голову лезет? Уж явно Влад не вел пуританский образ жизни. Он никогда не вел, и будь я умнее, догадалась бы об этом раньше, до того, как…
Но внутри что-то снова дрогнуло. А отказалась бы я от него, знай, как все кончится? И не было у меня ответа на этот вопрос.
На следующий день мы с девчонками идем на озеро. Я очень хочу спросить, чем кончился вечер, но почему-то не решаюсь. Сама себе не могу объяснить это навязчивое желание, а уж тем более боюсь, что мой интерес заметят в компании. К счастью, Аня сама начинает разговор.
— Ну что, Рит, красавчик-то не дался вчера? — и смеется, закидывая полотенце на плечо. У меня внутри все замирает. И почему-то от радости. У них ничего не было.
— Он просто быстро ушел, — хмуро бросает Рита, кажется, она вчера перебрала, и теперь мучается похмельем. — Но ничего, сдастся. Уж больно хорош, зараза.
Анька снова смеется, и беседа уходит в другую сторону. Я иду, глядя на землю, чтобы распущенные волосы хоть как-то прикрывали мое лицо, на котором, как мне кажется, все написано. Я знаю Ритку: она идет напролом, а значит, добьется своего. Наверняка же. Она раскрепощенная и фигуристая, умеет себя подать и не обременена лишними загонами и принципами. А я что? Неприметная мышь по сравнению с ней. Может, и фигура неплохая, да и не уродина, но определенно не дотягиваю. Да и о чем может идти речь, когда я даже глаза боюсь поднять на Влада?
Купаться мы не идем, ложимся в рядок и подставляем тела солнцу, которое не так уж часто нас радует. Я кладу на лицо панаму и, закрыв глаза, даже начинаю дремать. И уже сквозь сонное состояние слышу голос Ритки:
— Петров, твою мать, солнце закрыл!
Я даже не двигаюсь, меня уже разморило, и пока Сашка не трогает меня, я лучше еще подремлю.
— Это не я, — возмущается Петров, — Влад, отойди, а то Морозова нас сожрет за украденное солнце.
Я распахиваю глаза под панамой и не чувствую солнца, которое пробивается через ткань, заставляя слезиться глаза. Сглатываю, чувствуя, как тело медленно немеет. Перестаю дышать и лежу, словно труп, напряженно слушая разговор.