Книга Наука логики. Том 2 - Георг Гегель

При ближайшем рассмотрении этого обособления мы убеждаемся, во-первых, что род образует собой субстанциальную всеобщность видов; поэтому субъект есть как В, так и С. Это «как – так и» обозначает положительное тождество особенного с всеобщим; это объективное всеобщее сохраняется полностью в своей особенности. Виды, во-вторых, взаимно исключают друг друга; А есть или В, или С; ибо они составляют определенное различие всеобщей сферы. Это «или – или» есть их отрицательное соотношение. Но в последнем они столь же тождественны, как и в первом соотношении; род есть их единство, как определенных особенных. Если бы род был некоторой абстрактной всеобщностью, как в суждениях наличного бытия, то виды тоже следовало бы брать только как разные и безразличные друг к другу; но он есть не такая внешняя всеобщность, возникшая лишь через сравнивание и отбрасывание, а их имманентная и конкретная всеобщность. Эмпирическое разделительное суждение не обладает необходимостью: а есть либо В, либо С, либо D и т. д. потому, что В, С, D и т. д. были преднайдены: тут нельзя, собственно говоря, высказать никакого «или – или»; ибо такие виды образуют собой лишь как бы субъективную полноту; один вид, правда, исключает другой; но «или – или» исключает всякий дальнейший вид и замыкает в себе некоторую тотальную сферу. Эта тотальность имеет свою необходимость в отрицательном единстве объективно-всеобщего, каковое последнее имеет внутри себя единичность растворенной и имманентной себе в качестве простого принципа различия, посредством которого виды определяются и соотносятся. Напротив, эмпирические виды находят свои различия в какой-либо случайности, которая есть некоторый внешний принцип или (в силу этого) не их принцип и, стало быть, не имманентная определенность рода; они поэтому по своей определенности и не соотнесены друг с другом. Но именно благодаря соотношению своей определенности виды образуют собой всеобщность предиката. Так называемые контрарные и контрадикторные понятия должны были бы, собственно говоря, найти себе место именно здесь; ибо в разделительном суждении положено существенное различие понятия; но они вместе с тем имеют в нем также и свою истину, заключающуюся в том, что сами контрарное и контрадикторное различаются между собой и в контрарном, и в контрадикторном смысле. Виды контрарны, поскольку они лишь разны, а именно имеют некоторое в-себе-и-для-себя-сущее устойчивое наличие через род, как представляющий собой их объективную природу; они контрадикторны, поскольку они друг друга исключают. Но каждое из этих определений, взятое само по себе, односторонне и лишено истины; в «или – или» разделительного суждения положено их единство, как их истина, согласно которой указанное самостоятельное устойчивое наличие, как конкретная всеобщность, само есть также и принцип того отрицательного единства, в силу которого они взаимно исключают друг друга.

В силу только что вскрытого тождества субъекта и предиката по их отрицательному единству, род определен в разделительном суждении как ближайший род. Это выражение указывает прежде всего на некоторое только количественное различие, на большее или меньшее число определений, которые некоторое всеобщее содержит в себе по сравнению с обнимаемой им особенностью. Согласно этому остается случайным, что́, собственно, служит ближайшим родом. Но, поскольку род понимается как такое всеобщее, которое образовано только путем отбрасывания определений, он, собственно говоря, не может образовать разделительного суждения; ибо в таком случае является делом случая, осталась ли еще в нем та определенность, которая составляет принцип «или – или»; род был бы вообще представлен в видах не по своей определенности, и эти виды могли бы обладать лишь случайной полнотой. В категорическом суждении род имеет по отношению к субъекту ближайшим образом лишь эту абстрактную форму, и поэтому он не необходимо представляет собой ближайший для субъекта род, и постольку он внешен. Но когда род выступает как конкретная, существенно определенная всеобщность, то он, как простая определенность, есть единство моментов понятия, которые в указанной простоте лишь сняты, но имеют в видах свое реальное различие. Поэтому род постольку есть ближайший род некоторого вида, поскольку последний имеет свое специфическое различение в существенной определенности первого и виды вообще имеют свое различённое определение как принцип в природе рода.

Только что рассмотренный пункт составляет тождество субъекта и предиката со стороны определенности вообще – стороны, положенной гипотетическим суждением, необходимость которого есть некоторое тождество непосредственных и разных и поэтому выступает существенным образом как отрицательное единство. Это-то отрицательное единство и отделяет вообще субъект и предикат, но теперь оно само положено как различённое, в субъекте как простая определенность, а в предикате как тотальность. Упомянутое отделение субъекта и предиката есть различие понятия; но и тотальность видов в предикате равным образом не может быть каким-либо другим различием. Тем самым получается, стало быть, определение терминов разделительного суждения по отношению друг к другу. Это определение сводится к различию понятия, ибо лишь понятие разделяется и в своем определении открывает свое отрицательное единство. Впрочем, здесь вид принимается в соображение лишь согласно его простой определенности понятия, а не по тому образу, который он получает, вступая из идеи в дальнейшую самостоятельную реальность; этот образ, конечно, отпадает в простом принципе рода; но существенная дифференциация должна быть моментом понятия. В рассматриваемом здесь суждении, собственно говоря, положено теперь через собственное дальнейшее определение понятия самое его разделение, положено то, что при рассмотрении понятия получилось как его в-себе-и-для-себя-сущее определение, как его дифференциация на определенные понятия. Так как понятие теперь есть всеобщее, представляя собой как положительную, так и отрицательную тотальность особенных, то оно само, именно вследствие этого, непосредственно есть также и один из своих разделительных членов; другим же членом служит эта всеобщность, разложенная в свою особенность, или, иначе говоря, определенность понятия как определенность, в которой именно всеобщность являет себя (sich darstellt) как тотальность. Если разделение какого-либо рода на виды не достигло еще этой формы, то это служит доказательством того, что оно еще не возвысилось до определенности понятия и выросло не из него. «Цвет бывает или фиолетовый, или темно-синий, или голубой, или зеленый, или желтый, или оранжевый, или красный»[40]; такое разделение сразу же выдает свою, даже эмпирическую, невыдержанность и нечистоту; рассматриваемое с этой стороны, оно уже само по себе заслуживает того, чтобы назвать его варварским. Если цвет постигают как конкретное единство светлого и темного[41], то этот род имеет в себе самом ту определенность, которая образует принцип его разделения на виды. Но из них один[42] должен быть безоговорочно простым цветом, содержащим в себе противоположность уравновешенной, заключенной в его интенсивности и подвергнутой в ней отрицанию; а на другой стороне должна явить себя противоположность отношения между светлым и темным, к каковому отношению, так как оно касается феномена природы, должна еще прибавиться безразличная нейтральность противоположности[43]. Принятие за виды таких смесей, как фиолетовый и оранжевый цвет, а также степенных различий вроде темно-синего и голубого, может иметь свое основание лишь в совершенно необдуманном способе рассуждения, который даже для эмпиризма обнаруживает слишком мало размышления[44]. Впрочем, здесь не место распространяться о том, какие различные и еще ближе определенные формы имеет разделение, смотря по тому, совершается ли оно в стихии природы или в стихии духа.