Книга Счастье бывает разным - Иосиф Гольман

Татьяна вышла на минуту за документами, и Чистов тихо спросил Марину:

— Ну как?

— Здесь на собаках точно не зарабатывают, — улыбнулась Марина.

— А собаки как? — не терпелось Чистову.

— Да вы сами все видите, — ответила его консультант.

А тем временем Татьяна вернулась с метриками и свидетельствами.

— Вы точно решили брать собаку? — спросила она. — Вы понимаете, что это не игрушка?

— Без щенка не уедем, — весело ответил Чистов, уже разобравшийся в психологических сложностях Татьяниного поведения.

Та вновь сердито поджала губы.

«Да ей просто жаль расставаться со щенками», — улыбнулся про себя Чистов. Но в данном случае хозяйке нечего опасаться: покупатели точно будут любить своего пса. Он передержал на руках всех четверых. Все черные, теплые, с удивительно мягкой шерсткой и толстенными лапами. У двоих мордочка чуть длиннее, у двоих — короче.

Если бы не бирки на ошейниках, их было бы легко спутать. Но только пока они на руках. На воле каждый демонстрировал свой характер: кто-то озорничал и наскакивал на братьев, кто-то держал нейтралитет, а один вообще норовил вздремнуть, даже на руках у Чистова.

— А их было пять в помете? — спросила Марина.

— Шесть, — после странной паузы ответила Татьяна.

— Шестого продали?

— Нет.

— А что с ним?

— Ничего. Он не продается.

— Почему?

— Прикус неправильный. Буду убирать дефект.

— А можно на него посмотреть? — вдруг неожиданно для себя попросил Чистов. И в самом деле, зачем ему шестой с дефектом, если пятеро — нормальных?

В глазах Татьяны читалась прямо-таки борьба. Наконец решилась.

— Ладно, покажу.

Сходила в большой дом, принесла на руках черное чудо, ничем не отличающееся от первых двух братьев: мощнейшие грудь и лапы, купированные, уже поджившие уши и хвост.

И хитрющие, веселющие глаза.

Чистов взял его на руки, тот немедленно попробовал на зуб его нос.

— Но-но, парень, — предупредил Владимир. В его доме будет только один хозяин. Правда, и собака только одна.

«Парень» сразу все понял, переключился на чистовские пальцы.

Потом по просьбе Марины его спустили на пол посмотреть в движении.

Это было лишнее — Чистов уже принял решение, невзирая ни на какие прикусы, но смотреть на шустрого щенка было приятно. Тот тут же навел порядок в стае, и тихое до того помещение огласилось щенячьими воплями и криками.

Потом герой дня лихо подлетел к Чистову и, преданно глядя ему в глаза, слегка присев, написал на его ботинок.

— Все, берем, — сказал Чистов.

Татьяна явно колебалась.

— Назовите цену, я заплачу, — настаивал покупатель.

— Он так похож на дедушку… — Она чуть не плакала.

— Ну вот, у вас останется дедушка, у меня — внук.

— Дедушку сбила машина, — выдохнула Татьяна.

— Соболезную, — искренне сказал Чистов.

Татьяна, конечно, была чуть сумасшедшая. Но Чистову всегда нравились такие сумасшедшие.

— А у вас есть условия его содержать? — спросила она. Впрочем, это была последняя — и слабая к тому же — попытка не отдать пса.

Уже в машине, выслушав от Татьяны кучу наставлений и получив даже письменные инструкции, Чистов спросил Марину:

— А как мы будем лечить ему прикус?

Она засмеялась в ответ:

— У него правильный прикус.

И как же он сам этого не понял!

Кое-что из не высказанного вслух

Марина Ли Джу, официальная жена Басаргина. Город Москва

Папа всегда мне напоминал: «Помни, дочка, у сильного человека в душе — пламень, на лице — лед».

Думаю, я его не подвела.

Когда Иван сообщил мне, что жить теперь будет с этой министерской чиновницей, я лишь улыбнулась в ответ — как скажешь, милый.

А что я могла еще ответить? Он ведь и в самом деле просто сообщил о своем решении. Предоставив мне уже без него принимать свое.

Нет, конечно, можно было разбить что-нибудь из коллекционного фарфора и сказать: ни за что!

И что дальше?

Иван ведь все равно сделает по-своему, а я навсегда потеряю возможность его вернуть. Еще хуже было бы давить на логику и папины ресурсы. Результат был бы тот же, что и в первом варианте, только быстрее.

Так что выступила я хоть и незачетно, как говорит нынешняя молодежь, но, пожалуй, единственно верно. Разумеется, это не значит, что я удержу Басаргина, но это значит, что — попытаюсь.

Поплакала я уже дома, оставшись в одиночестве. Никогда так еще не плакала, аж до икоты. Выходила из непотребного состояния, сама себе надавав ладонями по щекам. Было и больно, и — одновременно — успокоительно: безусловные рефлексы всегда сильнее условных.

Придя в себя, почувствовала то, что сопровождает меня теперь постоянно: гнетущее ощущение беды. Нет, не постоянно, конечно. Отвлекаюсь на вкусную еду — опять безусловные рефлексы. На разговоры с умными людьми. На решение каких-то бытовых проблем. Но стоит остаться без забот — как вот оно. Особенно это неприятно ощущать по утрам. Я и с Иваном привыкла просыпаться в одиночестве — он слишком редко ночевал дома, да и само слово «дом» было для нас понятием условным. Но раньше его утреннее отсутствие означало лишь то, что наша встреча обязательно состоится.

Сейчас такой главной уверенности в моей жизни нет.

Иван, кстати, вовсе не пропал. Наоборот, окружил меня бытовой заботой. Помог с трудоустройством, хоть и с дьявольской подоплекой. Я, конечно, тепло его поблагодарила, ни словом не намекнув на полное понимание ситуации, и покорно пошла по указанному им курсу.

Я пятнадцать лет терпеливо занималась различными видами восточных единоборств — папа всегда находил мне лучших учителей — и точно знаю, как важно уметь подчиниться силе соперника. Чтобы потом ее использовать.

Вторая причина, почему я пошла в эту недоделанную «Птицу счастья», — Владимир Сергеевич Чистов, официальный муж пожилой басаргинской прелестницы. Мне важно было понять расклад сил. И еще — в какой мере этот мужчина, допустивший рокировку женами, может быть мне полезен.

Действительность оказалась гораздо сложнее моих предположений. Подкаблучник и неудачник Чистов и в самом деле был мужчина. В моем полном понимании этого слова. Понаблюдав за ним в разных ситуациях, я пришла к парадоксальному выводу.