Книга Девушка, которая ушла под лед - Меган Миранда

Появилось и стало нарастать покалывание в мозгу, напоминающее мурашки, но только внутри головы. Уткнувшись глазами в землю, я повторяла «Счастливого Рождества, счастливого Рождества» в надежде, что словами смогу замаскировать неприязнь.

Вдруг раздался совсем молодой голос:

– Здравствуйте, мистер Максвелл!

Я выглянула из-за папиной спины.

– Привет, Дилани!

– Рад тебя видеть, Трой! – поздоровался в ответ отец.

Мама уставилась на Троя. Она смотрела на черные джинсы, черную кожаную куртку, черные кроссовки и явно отмечала в голове галочками, по каким пунктам его вид не соответствует случаю.

– О, Трой! Много о тебе слышала! – воскликнула мама, схватив его ладонь двумя руками.

Даже если бы я говорила ей о Трое, момент получился бы неловким, а ведь я не говорила. Я бросила на нее короткий взгляд, но мама не обратила внимания.

– А где твои родители? Познакомишь нас?

Трой сник. Я больно ущипнула маму за локоть.

– Дилани! Да ты что! – вскрикнула она, схватившись за руку.

– Потом скажу… – прошипела я. Но уверена, Трой все слышал.

– Все в порядке. Дилани пытается намекнуть, чтобы вы не спрашивали меня о родителях, потому что они умерли. Но все в порядке.

– О, извини… – только и смогла произнести мама.

– Ничего, вы же не знали.

Глазами, на которых уже успели выступить слезы, мама обвела людей у Троя за спиной.

– А с кем ты здесь?

Трой потупил взгляд.

– Один, мэм.

Мама выпрямилась, всплеснула руками.

– Тогда вечером ты ужинаешь с нами.

Все, она решила проблему.

На лестнице я нагнулась к Трою и шепотом спросила:

– Что ты здесь делаешь?

– Я? Я хожу на службу каждую неделю. А вот что ты здесь делаешь?

– М-м…

Семья Максвеллов превращалась в добропорядочную католическую семью ровно дважды в год: в сочельник и на Пасху. Ну, вот и сегодня был такой день. Обычно мы слушали детский хор, несколько рождественских историй от священника и тем ограничивались.

Мы сели в центре бокового нефа, на шестнадцатом ряду от распятия. Откуда-то с самых первых рядов исходило притяжение. Я вопросительно посмотрела на Троя. Он кивнул и, нагнувшись к самому уху, прошептал:

– Второй ряд. Женщина в голубом шарфе.

Вытянув голову, я увидела ее. Даже шея была испещрена морщинами. Голубой шарф повязан на волосах, сквозь черную шаль, накинутую на плечи, выпирают кости.

– Несильно совсем…

– Еще есть время.

– Думаешь, мы можем ей помочь?

– Посмотри на нее. Рак. В наших силах – только облегчить страдания.

Трой говорил это так, будто даже смотреть на нее ему было больно. Я придвинулась к нему. Мы ждали, пока запоет хор.

Мама подалась ко мне.

– Дилани, сними куртку. Здесь очень душно.

Я вздрогнула. Мама подобрала мне наряд без рукавов, так что скрывать повязку на руке было нечем. Трой, кажется, с одного взгляда понял, чего я опасаюсь.

– Давай помогу, – сказал он и медленно стянул с меня куртку, сразу же заключив мою больную ладонь в свои и положив ее к себе на колени.

Мама смотрела на мою руку на коленях Троя, а я чувствовала, как краска поднимается от шеи, заливает лицо. Но мама промолчала. Откашлялась и повернулась к кафедре. Запел хор. Дети спели «Тихую ночь», затем «Вести ангельской внемли» – они исполняли церковные гимны, задрав кверху головы. Музыка и тепло от рук Троя говорили мне, что он ошибается. Мы никак не можем быть в аду.

После службы я надела куртку, и мы вышли на улицу. На парковке мама положила ладонь Трою на плечо.

– А какие у тебя планы на Рождество, Трой? – спросила она.

Трой следил взглядом, как шла к автобусу женщина в голубом платке на голове. Пустые глаза в запавших глазницах, сил не хватило даже подняться в автобус – ей вышел помочь водитель. Трой повернулся к нам.

– Мы на работе празднуем в складчину.

– В складчину? – мама повторила эти слова с неописуемым отвращением, как будто ничего более ужасного на Рождество придумать было нельзя. – Приходи к нам завтра на рождественский обед. В три часа.

– Спасибо, но… Но я не могу…

Трой снова смотрел на автобус: вот закрылась дверь, загудел двигатель.

– Мы настаиваем, – сказала мама.

Трой посмотрел на всех нас.

– Спасибо за приглашение, но…

– Приходи, – сказала я.

Мы встретились взглядами, и «нет» застыло у него на губах. Он снова повернулся к автобусу. Прищурился, наблюдая, как тот выезжает со стоянки и удаляется.

– Хорошо, – прозвучал быстрый и резкий ответ. После чего Трой развернулся и направился к своей машине.

Я сидела на заднем сиденье, закрыв глаза. Я справлюсь. Трой будет рядом – и я справлюсь. С переднего пассажирского сиденья обернулась мама.

– Сколько ему лет, Дилани?

– Кому?

– Трою. Он же сказал, что работает. Только сейчас поняла. Ты знаешь, сколько ему лет?

– Девятнадцать.

Мама смотрела подозрительно.

– А с кем он живет?

– Не знаю.

Я уставилась в окно. Если мама узнает, что Трой живет один, то встречаться с ним я смогу только под ее присмотром. И должна буду отчитываться, куда я еду, если захочу взять машину. И потеряю возможность общаться с единственным человеком, который понимает, что со мной творится. Дверка клетки захлопнется. Руки привяжут к кровати, накачают меня снотворным и будут держать в плену.

– Ты не хочешь со мной ни о чем поговорить? – спросила мама низким голосом.

– О боже!

Отец вздохнул. Мама выпрямилась на сиденье.

– Ну хорошо, извините, что я озвучила то, о чем и так все подумали.

– Он снимает квартиру с кем-то, – сказала я настолько тихо, что это и ложью нельзя было считать.

* * *

Я размотала бинт и заклеила ожог широким пластырем.

– Порезалась упаковочной бумагой для подарков, – объяснила я маме, когда она заметила.

Рождественским утром мы открывали у искусственной елки подарки. Мне подарили одежду на размер больше прежнего и новый телефон вместо того, который утонул в озере. Папины родители прислали мне пятьдесят долларов, и теперь я обладала состоянием в пятьдесят три доллара. Мама надела свитер, который я выбрала, и он оказался далеко не так плох. Удивительно, но факт.