Книга Чёрные зеркала - Анна Бахтиярова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спорю, они с Эмилио опять рассорились, — проворчал в один из вечеров Элиас. — Сначала сошлись, а потом разошлись. С этой парочкой не соскучишься. Зря матушка надеялась, что они таки поженятся.
Хорошо, что ему хватило ума сказать всё это в отсутствии Рашель, застрявшей в классе мэтра Шаадея на отработке за невыученный урок у мэтра Сонсбери. Грустные любовные истории точно не улучшили бы ее настроение. Я тоже кое-что предпочитала не обсуждать, но не при Рашель, а при Элиасе. Марго. Разумеется, я рассказала о странном исчезновении духа лунной башни. Именно исчезновении. А как еще это назвать, если я несколько дней отправляла Урсула на разведку, а он возвращался ни с чем? В общем, я сообщила о случившемся членам ордена коротко и с тех пор игнорировала попытки Элиаса поговорить. Я даже с Ульрихом не горела желанием обсуждать Марго.
Они оба волновались за меня, глядели с сочувствием. Мол, я отвергла женщину, подарившую мне жизнь, а теперь она пропала, а, возможно, и вовсе уничтожена основателями. Но я не тревожилась. Маргарита Ван-се-Росса мертва и умереть второй раз не способна. Тем более, в ней «живет» звезда востока. Однажды призрачную Марго разорвали в клочья, но она спокойно восстановилась и играла в башне на скрипке как ни в чем ни бывало. Я подозревала, Марго поступила так же, как и женщина, которую я звала матерью: предпочла находиться подальше от меня. Ведь я сама так хотела. Вот и весь секрет.
Огорчал ли меня этот факт? Я не знала ответа. Точнее, не искала его.
Удивительно, но накопились заботы помимо странностей Гвендарлин и приближающейся ночи духа. Нам представили временного целителя, заменившего уехавшую по семейным делам леди Виэру. Им оказался никто иной, как Маркус, который до недавнего времени работал на клан Ван-се-Росса. Тот самый Маркус, лечивший летом Урсула и прекрасно осведомленный о тайне моего происхождения.
— Тебе что-то не нравится? — удивился Элиас, услышав мое ворчание по поводу нового назначения. — Маркус — отличный мужик. Матушка предпочла бы не отпускать его из замка, но решила, что здесь он будет полезнее. Времена-то темные.
— Мне всё нравится, — пробурчала я. — Надеюсь, его главная задача — не шпионить за нами.
— Шутишь? У леди Виэры и минуты свободной не выпадало. Это же Гвендарлин. Здесь вечно кому-то требуется лечение.
Я предпочла не переубеждать Элиаса. Не нравился мне Маркус, и всё тут. Точнее, не понравилась его летняя попытка «подружиться». И разговоры о Марго. О нашем сходстве и различиях. Глупо, но мне было бы спокойнее, устройся в Гвендарлин целитель-неумеха, нежели профессионал Маркус. И пусть наши пути пока не пересекались, в душе крепло убеждение, что сие ненадолго.
Осложняли жизнь и ведьмовские занятия. Четверокурсники смотрели косо, подозревая, что я вот-вот высосу энергию не только из предметов, но и из них самих. Как Дэриан. Не зря же меня подозревают в его убийстве. Вдруг я умею забирать магию получше, чем всё семейство Уэлбрук вместе взятое. И даже не магию, а саму жизнь. Увы, мне никак не удавалось развеять чужие страхи. Ситуация только усугублялась.
На втором же занятии я повторила «опыт» и превратила в прах чужие веточки и камешки, забрав их силу подчистую. Пришлось позже снова выплескивать энергию, но не с Ульрихом, а с его матушкой. И не у моря, а в зале. Энергию поглотил старинный медальон Габриэлы — цветок клевера. Пряча его после выброса, она загадочно улыбнулась, мол, накопленная сила пригодится в будущем. Я предпочла не спрашивать, где и когда. Врожденное любопытство даже не проявилось под опасным взглядом ведьмы.
С тех пор на особом занятии мне велели сидеть у стены и не сметь сдвигаться с места, а, главное, использовать магию. Приходилось скрежетать зубами от злости и наблюдать за попытками остальных учеников научиться ведьмовству. Впрочем, у них ничего не выходило. Лишь пара четверокурсников смогла худо-бедно почувствовать выбранные предметы. Юлиан Хогард обрадовался и этому, похлопал в ладоши, как мальчишка, а Габриэла лишь усмехнулась снисходительно и поманила пальцем меня. А потом шепнула на ухо, что придумала способ привлечь меня к урокам. Но пока придется потерпеть. Что это за способ, поведать она, разумеется, не соизволила.
Кстати, о Габриэле. Я, наконец, вспомнила ее летний совет и утащила Ульриха в стену для важного разговора. Во всех остальных местах уединиться не получалось. Рядом постоянно крутился кто-то из ордена. Элиас и Рашель вели себя деликатно, а Брайс демонстрировал неуемность и доставал всех и сразу, не отходя ни на шаг. А куда ему было еще податься. Изгоям в Гвендарлин опасно в одиночку. Мы все это отлично понимали. Приходилось терпеть его вечное плохое настроение.
Если Ульрих и удивился моему поступку, виду не показал. Посмотрел внимательно, ни о чем не спрашивая. Просто ждал, когда заговорю сама. Но слова дались ох как нелегко. Их будто клещами из меня вытаскивали.
— Летом твоя мать сказала, что ты знаешь способ вычислить моего… хм… — я запнулась, не зная, как назвать индивида, поспособствовавшего моему появлению на свет.
Ульрих торопливо закивал, помогая мне выбраться из «затруднительной ситуации».
— Да, матушка меня предупредила. Я ничего тебе не говорил. Ждал, когда сама…э-э-э… созреешь. Способ есть. Но он не слишком приятный и требует времени.
— Почему же ты не рассказывал о нём в прошлом семестре?
Вопрос прозвучал, как упрёк. Хотя разве я не имела на это права?
— Потому что, — Ульрих отвел взгляд и — о, чудо! — покраснел. — Этот способ пригоден, если ты минимум два месяца живешь там, где тебя… ты… того… Ну, в общем, мы же считали, что твой отец — мужчина в костюме шута. А ты не жила в замке Ван-се-Росса.
Теперь краской залилась я. Вон оно что…
И, правда, непростая тема для беседы. И неудобная.
— Так в чем заключается способ? — спросила как ни в чем ни бывало, хотя лицо горело всё сильнее и сильнее.
— Нужно два месяца пить особую настойку, — затараторил Ульрих. — Матушка ею меня уже снабдила. Сложность в том, что она мерзкая. Не только на вкус. Ты почувствуешь себя уставшей, вялой и безразличной ко всему на свете. Чем дальше, тем хуже. Лишь на исходе полутора месяцев эффект начнет слабеть. А потом… потом… появятся зачарованные сны. Они расскажут, точнее, покажут прошлое.
Я вытаращила глаза.
— Сны покажут, как я… меня… того… то есть, я хочу сказать… Ох…
Я уже не понимала, какое чувство сильнее: смущение или злость. Щеки горели уже точно не от стыда.
Ульрих пожал плечами, стараясь не встречаться со мной взглядом.
— Это же сны. Они не столь буквальны. Скорее, ты увидишь некие обрывки, знаки. Вот.
Я молчала. Одолевали сомнения. Способ странный и не факт, что действенный. А мои рассеянность и безразличие ко всему на свете очень некстати, учитывая проблемы ордена и Гвендарлин в целом.
— Мне надо подумать.
— Хорошо, — Ульрих не удивился. — У тебя есть две недели. Настойка необычная. Если по истечению этого срока не начать… э-э-э… «курс», она будет бесполезна.