Книга Обезьяна приходит за своим черепом - Юрий Домбровский

Молочница остановилась и посмотрела на мать.

- и тут около него взорвалась земля.

Кверху взметнулся столб огня почти малинового цвета.

Земля брызнула фонтаном, и сейчас же зазвенели стекла и дурным голосом закричала какая-то женщина.

Кто-то сзади или впереди выстрелил из браунинга, и сейчас же завопило несколько голосов.

Полумертвая от страха, она подумала, что падает, но сейчас же почувствовала, что падать ей некуда, что она стоит неподвижно и прямо, как в гробу, в людской толще.

Ничего впереди не было уже видно.

Полз дым тяжелыми круглыми клубами, и выше его была только вывеска:

"Офицерский клуб".

Все это заняло ничтожнейшую часть минуты.

Потом вдруг ее подняло и шарахнуло в сторону.

Как будто огромная метла поднялась и разбросала людей. Сразу все закричало, заговорило, заверещало в рожки и сирены, застонало и заплакало.

Какие-то люди, истошно крича и трясясь от страха, перли на толпу, лупя направо и налево рукоятками браунингов.

Около клуба, на развороченной и вывернутой наизнанку земле, блестела кровь, валялись какие-то люди и через клубы дыма, в оседающей пыли страшно желтело заголенное тело.

Автомобиль стоял, вздыбясь, как конь на триумфальной арке.

Взрывом сломало деревце, и зеленую купу подбросило на балкон, а изуродованный ствол торчал из-под измятой решетки.

Молочница стояла минуту неподвижно и видела, как карлика усаживали в автомобиль; двое военных стояли около дверцы, а он суетился, что-то говорил им и все никак не хотел или не мог войти в автомобиль. Наконец его как-то усадили, дверца захлопнулась, военный снаружи подергал ее и покачал головой.

Это она еще видела. Потом за ноги проволокли куда-то того, в пиджаке и грязной сорочке, который только что стоял около стены: у него была начисто оторвана голова, и из подмокшей сорочки тянулось что-то черное и красное. Когда она увидела это, она мгновенно вспотела и ее закачало. Это колебалась толпа, распирая каменную коробку площади. И молочница потеряла сознание.

Очнулась же она среди сквера.

Она лежала на газоне. Бидоны стояли рядом.

Над ней наклонился полицейский и держал ее за плечо. "Тетушка, слышишь, тетушка?" - говорил он ей, и по его тону она поняла, что он окликает ее уже давно. Она вздохнула, взглянула на его грубое солдатское лицо, жесткие усы и вдруг заплакала...

Заплакала она и сейчас, когда окончила свою историю.

- Я хотела ему налить сливок, да не было куда, а он махнул рукой и сказал: "Ладно, не надо".

- Что же вы плачете? - улыбнулась мать и налила ей еще чашку. Хорошо, что все так кончилось! Вот, пейте!

- Спасибо, - сказала она, всхлипывая и тоже улыбаясь.

- А ты, Леон? - спросила мать, обращаясь к отцу, но он уже не слушал ее, а блаженно курлыкал над бидоном, цедя холодные, густые сливки.

- Так что ж это было? - спросил он, возвращаясь к столу.

- А кто ж его знает... - ответила молочница, уже успокоясь. - Значит, кто-то что-то им подстроил.

- Да, но что же? Бомбу, адскую машину или гранату?

- Да кто ж его знает! Если бы я следила за тем... - беззаботно сказала молочница.

- Да! - Отец быстро допил чашку и отодвинул ее в сторону. - И этот карлик...

- Это он и был, - сказала молочница.

Отец мгновенно понял, что она хотела сказать.

- Он?

- Он самый! - с испугом подтвердила молочница.

- А! Идиоты! - Отец быстро вскочил со стула и снова сел. - Ничего не могут сделать порядком, как следует! Такой был случай! Стоял рядом, были бомбы, только протянуть руку - и вот, пожалуйста, сел в авто и уехал. Да за это я бы им головы оторвал. Герои! - Он с каким-то злым восхищением ударил ладонью по столу. - Пожалуйста, сел и уехал!.. Скоты!

- Как тебе не стыдно, Леон! Ведь они погибли! - упрекнула мать.

- Да, они погибли... верно, погибли, - сумрачно вспомнил отец. - Да, они-то погибли! - воскликнул он снова. - Да он-то! Он-то остался жив! Как вы говорите? Стоял около автомобиля, суетился и все не мог в него влезть?

- Влезть, верно, не мог, - подтвердила молочница. - Наверное, уж очень растерялся.

- Черт знает что такое! - выругался отец и сел на стул верхом. - Я отдал бы всю институт-скую коллекцию, только взглянуть бы на его череп! Ну ладно, будем ждать газет...

- Хочешь еще кофе? - спросила мать.

- И все-таки это непонятно, в высшей степени непонятно! - заговорил он, опять расстраива-ясь. - Вы, милая, стояли рядом, смотрели...

- Слушай, оставь ты ее, оставь в покое! Видишь, девушка чуть жива от страха, принесла тебе сливок, а ты ее мучаешь! Ну что она может знать? вмешалась мать.

- Ну, ладно, ладно, - успокоился отец, - будем ждать газет.

В это время вошла Марта.

- К вам давешний офицер, - сказала она.

- А? - отец не успел задать вопроса. В комнату входил полковник Гарднер.

Он был в штатском, и только в петлице его плаща торчал какой-то значок военного образца.

- О! - сказала мать удивленно и радостно. - Дорогой гость...

- И прибавьте: незваный и негаданный, - улыбнулся Гарднер. - Извините, особые обстоятельства заставили меня...

- Он еще извиняется! - возмущенно взмахнула рукой мать. - Садитесь, садитесь, пожалуйста! Вот я сейчас вам налью кофе. Кроме того, у меня есть к вам дело...

- Буду слушать с полным вниманием,- слегка поклонился Гарднер,- а то вы в самом деле можете подумать невесть что. Этот странный маленький господин... но ведь, наверное, о нем и будет речь, не так ли?

- Так! - кивнул головой отец. - Именно об этом мы и собирались с вами поговорить, господин Гарднер. Видите ли, доктор Ганка - больной человек, спрашивать с него за его поступки...

- Вот видите! - Гарднер придвинул стул и сёл к столу. - Но, во-первых, скажите: поверили бы вы моему честному слову?

- Поверили бы, - решительно сказал отец.

- Безусловно! - сказала мать. - Честному слову офицера...

- Но прибавьте: немецкого офицера, фрау Курцер! - с какой-то затаенной улыбочкой напомнил Гарднер.

- Для меня национальность не делает разницы, - пышно сказал отец.

- О, - радостно удивился Гарднер, - даже так? Ну, да вы совсем снисходительны к Герма-нии и к ее армии, господин Мезонье! - Он отвесил легкий полупоклон отцу. - Ну ладно, если вы уже так великодушны, так вот я даю вам честное слово, что доктор Ганка арестован совершенно вне зависимости от разговора, который на днях мне пришлось с ним вести. Удовлетворяет вас это?