Книга Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград - Борис Батыршин

Тяжелые, багровые от недельной бессонницы глаза медленно карабкались по лицам консулов. Казаков задумчиво поскреб свежевыбритый подбородок.

– Вы их видели? Они же больны. Смертельно больные люди, понимаете? Они приготовленную жратву в рот засунуть не в состоянии… Вика, скажи им!

Вика молча отвернулась, стряхнув с плеча предостерегающую длань Казакова. Валерьян поморщился и после небольшой паузы продолжал. Уже спокойнее, гораздо спокойнее, абсолютно безнадежным голосом:

– Экспедиция захватила остатки матобеспечения хиппистской колонии. В качестве трофеев. Два колесных трактора с навесным оборудованием, трехосный грузовик ЗИС-151, паровик-локомобиль, лесопилку, сельхозинвентарь и прочее по мелочи. В конечном счете это позволяет нам заняться их лечением. Мы просто обязаны это сделать. Из элементарной человеческой логики. Я привез сто тридцать семь человек, из них пятьдесят восемь – женщины; всем не более двадцати лет. Я не верю, что после лечения из них нельзя сделать полноправных членов колонии! Мы не в том положении, чтобы бросаться людьми. Сто рабочих рук – через год, через два года, но они должны себя оправдать! Это же люди!

Валерьян умолк. Он стоял в центре комнаты, близоруко озираясь на сидящих вдоль стенок членов Совета.

– Валера, а почему ты о них так печешься? – подался вперед Крайновский. – Я понимаю, что негуманно уточнять, но, может быть… – Он не договорил, сделав значительную паузу.

Игнорировать провокацию было глупо. Валерьян сел, размял негнущимися пальцами папиросу, криво усмехнулся.

– Ты, как всегда, прав, Стасик. Я не могу быть объективным. Продолжайте без меня.

– Слово начмеду, – деловито вклинился Казаков.

Вика вздохнула, перебрала в пальцах какие-то бумажки и, не вставая с места, заученным бодрым тоном теледикторши начала:

– У нас было мало времени, поэтому пока все очень приблизительно. На настоящий момент у всех без исключения пациентов наблюдаются серьезные расстройства вегетатики, атрофия мышц, предположительно гормональная перестройка всего организма. Как далеко она зашла, пока говорить трудно. Психика у всех абсолютно разрушена, можно сказать – начисто стерта. Они не люди, Валерик! Они уже не люди!

Ее голос прервался и тут же приобрел прежнюю монотонность.

– На настоящий момент семнадцать человек находятся в коматозном состоянии. Уже имеющихся сейчас данных хватит, чтобы сделать однозначный вывод: вернуться к полноценно трудоспособному состоянию они не смогут. Разумеется, я буду продолжать наблюдение. Пока все.

Вика облегченно вздохнула и откинулась на спинку стула, стараясь не смотреть на серо-желтое, похожее на кусок картона лицо Валерьяна. Пауза, Валерьян медленно, тяжело поднялся со скрипнувшего стула, его губы странно кривились. Побледневший Казаков и сидевший рядом Леня Крапивко приподнялись навстречу. Валерьян сделал шаг, потом еще один и вдруг, неестественно скорчившись, раздирая воздух судорожными пальцами, грохнулся на покрытый толстым слоем пепла пол, прямо к блестящим свеженадраенным сапогам координатора. Вика закричала.

АЛЬБОМ АНЕЧКИ

…Они все такие грязные, слюнявые, противно смотреть! А бабы, бабы! Когда пригнали первую партию, наши молокососы собрались поглазеть, как те идут в чем мама родила, а им хоть бы хны! Конечно, я голосовала за выселение! В конце концов, же у меня есть свои моральные идеалы и эстетические принципы. Сегодня их наконец-то увозят. Не понимаю только, какие идиоты могли добровольно податься в этот сопровождающий отряд милосердия? Делать им больше нечего. Ну мужики – скоты, с ними все ясно, а девки-то что, с ума посходили?

И еще я скучаю без Баграта. Как он там, один-одинешенек? У всех только и разговоров – об их ссоре с Казаковым. И Валерик куда-то пропал, говорят – заболел. А еще ходят слухи, что он тоже жевал эти листики и теперь его боятся показывать людям. Жутко интересно, что это за балдежник такой?

ИЗ АРХИВОВ

Координатору Совета

А. Казакову

от консула В. Валери

Прошу предоставить мне отпуск сроком на 1 (одну) неделю для поправки здоровья. Руководство подведомственными мне службами на этот период советую возложить на прораба С. Жукова.

В. Валери, 13.IV.87

Приписка на обороте заявления, сделанная рукой Валери:

«Саня, я смертельно устал. Оставь меня в покое на эту неделю. Потом все будет о'кей. Я не хочу никого видеть. Думай хоть изредка – ты и так наломал много дров. И, какого черта…» (зачеркнуто)

Неофициальная записка

консула В. Романовой:

«…это микроинфаркт. В 25 – медицинский нонсенс. Не надо его трогать сейчас, даже навещать. Я сама обо всем позабочусь. Пусть отлежится. Сегодня прийти не смогу – куча дел в изоляторе. Не сердись. Скучаю, целую, люблю – Вика».

Из анонимного письма

координатору Совета

от 16.04.87:

«…вызвали серьезное недовольство у рабочих Котлована, руководимых прорабом Жуковым. В народе распространяются слухи о том, что консул Валери находится под домашним арестом, а Б.Малян в насильственном изгнании. Ряд лиц, голосовавших против выселения, вербуют себе сторонников среди молодежи лживыми разглагольствованиями о гуманизме. На мой взгляд, все это нити единого заговора, созревшего при благожелательном попустительстве консула Валери, корни которого уходят далеко – на остров Боконона».

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА

16 апреля. Сегодня – отправка на Архипелаг. Может быть, он и прав, может быть, все они правы, но я НЕ МОГ, не мог иначе. Сейчас малость отлежался, башка, кажется, в норме. Осталась только ноющая тупая боль, временами копошащаяся где-то под сердцем, да еще дикая слабость во всем теле. Лежу, совсем приплюснутый к кровати. Наверное, так должны себя чувствовать космонавты при взлете. Зато есть время подумать.

Итак, восстановим события по порядку: 6-го Баграт вернулся, а 7-го, после разговора с Самодержцем, уже уехал на свой остров. Я так и не успел выяснить, что же у них там произошло? И не скоро выясню: сам же просил, чтобы меня оставили в покое. А Самодержец, очевидно, уважая мою просьбу, еще приставил к дверям почетный караул из двух Котят. Чтобы уж точно никто не побеспокоил… Занятно и изрядно похоже на домашний арест. Как говорит Вика, продлится он гораздо больше недели, так как я «серьезно болен и нуждаюсь в постельном режиме, абсолютном покое», никаких переживаний и т. д. и т. п. Хорошо хоть, бумагу и книги оставили. М-да. А из Вики – единственной, кого я вижу, – много не вытянешь. Заботится, лечит, хлопочет, но – молча. Ласково этак… со сдержанной такой лаской. Иногда часами сидит рядом, думая, что я сплю, и смотрит, или просто кладет руку на лоб. Рука немного пухлая, но прохладная…

Приятно. Ладно, отвлекся. И надо же мне было так по-идиотски грохнуться на этом Совете! Впрочем, вряд ли что-нибудь можно было изменить. На следующий день, 13-го, состоялось всенародное голосование – у Сани хватило все-таки ума не решать этот вопрос за закрытыми дверями. Я не присутствовал – «по болезни». Соломоново решение: волосатиков разбить на несколько партий (для удобства) и расселить по островам Архипелага, приставив посты милосердия из добровольцев, кои должны по мере сил облегчать страдания и хоронить медленно вымирающих. Конфискованная техника вливается в фонд колонии. Суд над панками назначен где-нибудь на 25-е. Сейчас они заперты в одном из коттеджей, срочно переоборудованном под тюрьму. Охраняют «стажеры». Это Саня хорошо придумал.