Книга Ревизор 2.0 - Геннадий Марченко

– Что ж, едем к мадемуазель Мари, – заключил инспектор.

В магазине, где других посетителей в этот будний день не наблюдалось, его встретила довольно миловидная девица лет двадцати, и Копытман грешным делом уж подумал, что это и есть мадемуазель Мари. Но когда он к ней так обратился, та рассмеялась и сказала, что её зовут Наталья, она работает на мадемуазель Мари и сейчас её позовёт. Пётр Иванович хотел было возразить, мол, и без хозяйки справимся, но та, словно подслушав, сама спустилась со второго этажа.

Уже по скрипу ступеней инспектор догадался, что мадемуазель Мари отнюдь не хрупкого телосложения. Так оно и оказалось. Это была упитанная дама лет пятидесяти, которую так и хотелось назвать мадам, но, видно, в данный момент та пребывала в статусе свободной женщины.

Мадемуазель Мари оценивающе взглянула на посетителя, и её пухлое лицо расплылось в самой приятной улыбке, отчего второй и намечающийся третий подбородки стали на порядок заметнее.

– А я слышу – голоса, причём один из них принадлежит явно незнакомому мужчине, – объяснила своё появление хозяйка.

– Пётр Иванович Копытин, коллежский асессор из Петербурга, – представился инспектор, радуясь, что ему не протянули руку для поцелуя.

– Ах, так вы тот самый столичный чиновник, ограбленный на тракте разбойниками, – всплеснула мадемуазель руками.

Копытман виновато улыбнулся, как бы говоря, что сие событие от него никак не зависело, а сам он всего лишь стал жертвой несчастных обстоятельств.

– Как жаль, как жаль, – запричитала хозяйка. – Я слышала, вас ещё и на постоялом дворе едва не прирезал Гусак со своей шайкой… Казалось бы, уважаемый человек, а он вон чего, главный злодей оказался… Как страшно жить! Но что же вас привело в мой магазин, позвольте полюбопытствовать?

Пётр Иванович объяснил причину своего визита, и хозяйка лично подвела его к стойке, где он мог выбрать себе из десятков представленных приглянувшуюся трость. Цены варьировались от 3 до 10 рублей, имелись трости как с простыми набалдашниками, так и с фигурными – литыми либо резными из дерева или кости. Набалдашники изображали голову волка, собаки, змеи или ястреба, были черепа нескольких видов и даже – настоящее произведение искусства – в виде сферы с вырезанным на ней изображением Девы Марии с младенцем на руках.

– Имеем трости и со скрытым клинком внутри, – шепнула хозяйка.

«А что, это идея, – подумал Пётр Иванович, принимая в руки трость с наполовину выдвинутым клинком. – Чем таскать с собой кинжал, который уже пора бы и вернуть капитан-исправнику, куда удобнее прятать холодное оружие в невинной с виду трости для ходьбы. А ну как Гусак выжидает, как удобнее напасть на меня, подумает, что я безоружен, а у меня в тросточке сюрприз запрятан».

Кстати, что касается бандитов, то пока никого из них поймать не удалось. Вызвали армейское подкрепление с намерением в ближайшие дни прочесать лес вдоль тракта, но Копытман в успехе предприятия изрядно сомневался. После такого fiasco разбойники наверняка попытаются удрать как можно дальше, но нос всё же лучше держать по ветру. Был шанс, что душегубы затаились поблизости и вынашивают планы мести столичному чиновнику за раскрытие их шайки. Можно представить, как злится тот же Гусак из-за потери постоялого двора, выкупленного им, как выяснил Копытман, у прежнего хозяина четыре года назад, причём, вполне вероятно, за кровавые деньги.

Инспектор приобрёл за семь рублей трость чёрного цвета из кавказского бука с серебряным набалдашником в виде сжатого кулака и про себя нарёк сие изделие для ходьбы «Миротворец», представив, что удар набалдашником по макушке какого-нибудь буйного забулдыги и впрямь восстановит мир и согласие, а если и это не поможет, выручит спрятанный внутри клинок длиной около полуметра. Баланс, кстати, оказался неплохим, и по высоте трость подходила, если нужно при ходьбе на неё опереться.

– Хорошая вещь, – похвалил Кузьма, когда Копытман садился в коляску. – Токмо не знаю, как в Петербурхе, а у нас некоторые господа и в летний день в перчатках щеголяют.

Этой фразой Кузьма заронил в душу Петра Ивановича зерно сомнения. Кто знает, как долго он здесь задержится, а осень не за горами. Вон уже, несмотря на всё ещё жаркий август, и листья желтеть начали. Тогда не только сюртук от Гершевича понадобится, но и перчатки. Да и сейчас – он сам был тому свидетель – некоторые франты N-ска действительно носят перчатки. Так что за этим аксессуаром, пока имеются полученные от городничего средства, можно съездить, благо вряд ли покупка пробьёт большую прореху в его бюджете.

На этот раз кучер посоветовал «Галантерейные товары месье Жака». Визитёра из Петербурга кинулся обслуживать сам месье Жак. Судя по манерам и малороссийскому выговору, живо напомнившим Копытману героя-афериста из фильма «За двумя зайцами», этот «месье Жак» и впрямь приехал откуда-то из-под Полтавы. И зовут его на самом деле, вероятно, Ванька или в лучшем случае Ян. За рупь с полтиной Копытман сторговал себе вполне приличные лайковые перчатки бежевого оттенка.

Между тем Пётр Иванович как бы продолжал выполнять свои профессиональные обязанности. Например, между делом забрёл на винокуренный завод, выпускавший несколько наименований вин, а также водку «Божья роса». Завод представлял собой вытянутый в длину кирпичный барак, внутри которого стояла жуткая духота от спиртных испарений, в результате чего работники, казалось, перманентно пребывали в состоянии лёгкого опьянения.

Здесь же, к своему немалому удивлению, Копытман обнаружил настоятеля местного мужского монастыря отца Иллариона. То есть сначала он узрел приличных размеров человека в сутане и поинтересовался у сопровождавшего его мастера, что это за святое лицо шастает по заводу.

– Это его высокопреподобие отец Илларион, настоятель Спасо-Преображенского мужского монастыря, они с Божьей помощью каждую неделю освящают готовый к вывозу продукт, – ответил мастер. – Мы даже сорт водки назвали «Божья роса». А ещё у нас здесь по заказу епархии кагор выбраживается.

Глянув на сизый нос настоятеля, Пётр Иванович догадался, что святой отец, видно, не только освящает продукт, но заодно дегустирует. А судя по тому, какую торбу снарядили сопровождавшему отца Иллариона диакону, не только заказной кагор, но и «Божья роса» пользуются спросом в монастыре, уж в келье настоятеля как минимум.

Отец Илларион статью внушал непроизвольное уважение. Великаном его назвать трудно, но шириной он казался необъятным. Окладистая кучерявая борода покоилась на мощной груди, а тяжёлый серебряный крест на толстой цепи нашёл приют на бочкообразном животе приближённого к Богу человека. Впечатление портило только лёгкое косоглазие, отчего собеседнику казалось, будто Илларион левым глазом всё время смотрит куда-то ему за спину. Хотя, по чести сказать, эти глазки тонули в жирных щеках, так что порой создавалось впечатление, словно он зажмурился и вовсе не смотрит на собеседника.

На прощание отец Илларион широко перекрестил управляющего заводом, заодно осенил крестным знамением и инспектора, после чего невозмутимо прошествовал к выходу, где его дожидался открытый экипаж, заметно накренившийся под весом столь крепко сбитого седока. Диакон же оказался к тому же ещё и кучером: усевшись на козлы, он дёрнул вожжи, прикрикнув: «Н-но, пошла, родимая!» – и каурая кляча послушно потащила коляску прочь.