Книга Сезон мести - Валерий Махов

— Нет, хочу Зарубина покормить, — ответил он.

— Чтобы насчет тетешника разговорить?

— Слушай, Лена. Ты молодая девушка, в ментовке без трех минут час. Откуда в тебе столько цинизма?

— Учителя были хорошие.

— Это где? На юрфаке?

— И на факе тоже. Давай закроем тему. Лучше скажи, у меня есть шанс пригласить тебя, как говорят в доме два, на романтическое свидание?

— Отвечу тем же слоганом! — заорал на всю кафешку Антон. — «И мы счастливы».

С соседних столиков на них обернулись. Антон театрально поклонился, а Лена прыснула от смеха, прикрыв кулачком рот. Казалось, она слегка смутилась от проявления слабости, а может, симпатии — кто их, этих Лен, разберет?

Антон рассчитался, забрал горячее мясо, и они вышли из кафе.

Нетронутая водка тоскливо потела в графинчике, недоумевая, как эти двое могут быть счастливы и без нее.

Глава 49

Зарубин ел жадно, как будто голодал много дней. Давали о себе знать нервный срыв и крутой поворот судьбы. Антон, чтобы не мешать, вел локальные войны с компьютером и перебирал какие-то бумаги.

Закончив обед и сладко закурив, Зарубин зажмурился и мечтательно произнес:

— Сейчас бы вместо тебя, Антон, провела бы допрос та девушка, которую ты недавно выставил из кабинета, а потом можно было бы и умереть.

— Еще чего. — Антон недовольно поморщился. — Я, может, тоже хочу, чтобы она допросила меня с пристрастием, с применением неформальных методов ведения дознания…

Не успел он договорить, как дверь кабинета открылась и на пороге опять появилась Лена со своим сакраментальным вопросом «Не помешаю?».

— Мистика, — плотоядно улыбнувшись, сказал Зарубин.

— Фантастика, — в тон ему отозвался Антон.

— Послушайте, вы, братья Мудацкие, мне так и стоять в дверях?

Антон подпрыгнул выше головы и сделал приглашающий жест всеми действующими органами.

— Не только не помешаете, но и поможете, уважаемая Елена Сергеевна. Проходите.

Лена прошла и села, скрестив ноги так, что шансов выжить у мужиков практически не осталось. Антон убрал со стола грязную пластиковую посуду и сел в кресло, чтобы продолжить работу.

— Итак, Николай, давай оформим наши отношения официально.

— Речь, Антон Януарьевич, как я понимаю, идет о явке с повинной? Проскакали все овраги, да споткнулись на бумаге. Дом два вопрос, как говорили древние. Мясо я съел, сигарету выкурил, перед тем как спуститься в ад, увидел рай, так что давайте бумагу. И пусть Леночка не уходит как можно дольше, она будет моей музой.

— У музы один творческий вопрос: а куда делся пистолет ТТ, благодаря которому мы познакомились? — С этими словами Лена поменяла позу, подобно героине фильма «Основной инстинкт».

Зарубин вытер салфеткой испарину на лбу и с улыбкой ответил:

— А пистолет украли вместе с сумкой на вокзале.

Антон и Лена переглянулись. После чего Голицын, дав Зарубину бумагу и ручку, попросил описать все подробно, вплоть до ареста. Зарубин склонился над листом и стал, периодически вдохновляясь Лениными ногами, быстро описывать события последних дней. После того как явка была оформлена подобающим образом, Зарубина увели в камеру, а Антон с Леной еще долго молчали, погрузившись в раздумья.

— Итак, тупик, сыщик. Тупик… — тихо сказала Лена.

— Черт его знает. Если Зарубин не врет, а твои ножки сработали как детектор лжи, получается, что наш гастролер вооружен и очень опасен, — задумчиво ответил Антон.

— Но с Батонским так поработали, что он даже тетю под Красноярском и всех родственников, живших на оккупированной территории, вспомнил. Почему же про пистолет не сказал?

— Если Батон меня обманул, я его «обиженным» скормлю! — взорвался Антон.

— Успокойся, сыщик. Пока что ясно одно: без разговора с Батоном мы не сдвинемся с места.

— Ну, тогда не будем терять время. Ты, Лена, найди Дубцова и оформляй Зарубина в СИЗО. Я уже договорился с Уваровым об условиях его содержания. А сам поработаю с Батоном — и в этот раз шанса ему не дам.

Лена встала, послала Антону воздушно-капельный поцелуй (кстати, воздушный — это капелька надежды) и вышла из кабинета.

Антон подумал о том, что его личная жизнь постепенно набирает какие-то реальные очертания и что это хорошо. Ведь в случае с Леной от него практически ничего не зависело. Да и на работе теперь будет меньше проколов!

Глава 50

Батона привели в тот момент, когда Антон говорил по мобильнику, объясняя одной своей старой знакомой, что он полностью сменил ориентацию и что женщины теперь не интересуют его. С появлением в его жизни Лены такие звонки стали смертельно опасными.

Антон отпустил конвой в коридор, но наручники с Батона снимать не стал, что само по себе было плохой приметой.

— Что это вы, гражданин начальник, с «креста» меня насильно сняли? Долечиться не даете.

— Ты, Батонский, не Спаситель, чтобы на кресте висеть. А с больнички тебя выдернули потому, что правду ты мне не сказал.

Батонский прижал к груди скованные наручниками руки и, укоризненно глядя на Антона, стал клясться и божиться, что сказал правду, только правду и ничего, кроме правды.

— К тому же я прошел проверку на детекторе лжи, — победно закончил он.

— Да нет, Батоша, ты мне не всю правду сказал. Ты скрыл от меня одну важную деталь.

— Это какую такую деталь?

— Не испытывай, Батон, мое терпение, а то сегодня прямо с «креста», как ты упорно называешь тюремную больницу, поедешь в холодный подвал — так я любовно называю карцер. Ты почему про пистолет ТТ не сказал?

— А вы, гражданин начальник, про последний довод королей слыхали?

— Это про артиллерию, что ли? — усмехнулся Антон.

— Про тяжелую артиллерию, — уточнил Батон. — Ведь меня после лечения могут депортировать в одну солнечную республику, а на мне там много долгов перед ее суровым законом.

— Как я понимаю, это торги?

— Именно так, гражданин начальник. Вы человек слова. Я вам про «волыну» эту толкую, а вы меня крепите по любому, но одному эпизоду, на выбор. И — встать, суд идет. Я бы все равно перед этапом к вам попросился. У меня, кроме вас, порядочных ментов и нет больше. Клянусь здоровьем матери районного прокурора. Вы самый путевый мент в моей биографии.

— Что ж так слабо, Батон? Всю жизнь в этом бизнесе, а связями надежными не обзавелся.

— Опять вы за старое, гражданин начальник. Кому что, а оперу вербовка. Говорил же, о моих делах — сколько скажешь. О чужих — базар беспонтовый.