Книга Оборона Опочки 1517 г. «Бесова деревня» против армии Константина Острожского - Алексей Лобин

Летом к Витебску же «загонами» прошла еще одна рать (9 воевод). Еще одна рать В.В. Шуйского (12 воевод) двинулась «под Молодецну, литовские земли воевать из Вязьмы»[260], а другая рать, М. В. Кислого-Горбатого, вышла из Дорогобужа. Вот как описывал итоги летней кампании сам Василий III в послании Альбрехту: «от Смоленска велели есмя идти боарину и воеводе своему князю Василью Васильевичу Шуйскому и иным своим воеводам… а от Новгородцкие и от Псковские украины, с Лук Великих, велели есмя идти в Литовскую землю воеводе своему и наместнику Псковскому князю Михайлу Васильевичу Горбатому…а из Стародуба и из Северы велели есмя идти… Семену Федоровичу Курбскому… а велели есмя идти тем своим воеводам… прямо к болшему его к литовскому городу к Вильне…»[261] Конечно, ни о каком захвате городов речь не шла; задачи походов были вполне определенными — собрать трофеи, сорвать сборы литовского войска и показать противнику, в чьих руках находится стратегическая инициатива. Данная военная демонстрация была предпринята не для завоевания новых территорий, а для закрепления предыдущих успехов — присоединения Смоленска.

Безнаказанно действовали в районах Минска, Молодечны, Крева, Ошмян, Борисова. Русские войска разорили окресности Минска и Могилева, затем повернули к столице Литвы. Как писал П. Томицкий, «моски, числом пятьдесят тысяч, с татарами вторглись в Литву и произвели везде опустошение, и даже появились в пределах видимости Вильны»[262].

Снова с крепостных стен литовцы с прискорбием наблюдали, как горят окрестности, но ничего поделать не могли. Шляхта украинных земель не могла, в силу экономических причин, выставить «коней» на войну, а шляхта с тех земель, которые не затронули боевые действия, предпочитали отсиживаться у себя в имениях, игнорируя, как всегда, королевские окружные грамоты.

Сохранилось послание пановрады великому князю Литовскому (январь 1520 г.), в котором говорится, что оборона границ велась в основном отрядами («почтами») самих пановрады, со стороны же помещиков борьба велась вяло («без жадного способу»), а многие вообще не явились на сбор[263].

Немногочисленные наемные отряды Я. Сверчовского были распределены по пограничным крепостям. Наемные роты стояли в Витебске и Полоцке, но их численность достигала в лучшем случае 100 человек[264]. Причина нахождения в Литве столь малых кондотьерских отрядов связана не только с плохим финансовым положением казны. Польша в это время не могла помочь ни наемниками, ни добровольцами, ибо королевские войска были стянуты на войну против Тевтонского Ордена.

Естественно, с такими малыми силами (почты пановрады до 3000 чел., наемников до 1000) выходить в поле против «московитских загонов» нечего было и думать. Войско, которое выставили Н. Радзивил и О. Гаштольд, было вынуждено укрыться за стенами крепости: «…Панове же поидоша за крепости от великого князя воевод. Великого же князя воеводы розспустиша войско и воеваша Литовскую землю мало не до самые Вильны»[265].

С наступлением зимы «господарь назначил в Вильно вальный сойм панамрад и другим станам великого княжества», на котором они должны были принять соответствующие меры для защиты границ от прусского магистра и «московитов». Сигизмунд в это время находился в Польше и в работе съезда участия не принял. На сейме со стороны радных панов прозвучали призывы искоренить «непослу шенство» шляхты, игнорирующей окружные грамоты: те, кто не был в прошлом году на войне, должны были уплатить штраф в размере 30 грошей с человека. Полученные средства могли быть пущены на уплату наемникам[266]. Но эти мероприятия уже не могли воспрепятствовать новому вторжению русских отрядов на территорию ВКЛ…

28 февраля 1520 г., как отметили разрядные книги, «з Белые ходили воеводы к Витебску». В войске из 11 воевод, возглавляемых В. Д. Годуновым, помимо детей боярских были также «мурзы мордовские и тотаровя служилые»[267]. Саму крепость не штурмовали, однако были сожжены витебские посады: «у Витебска посад пожгли, и острог взяли, и людей многих побили…»[268]

К началу лета в Минске собралась «оборона земская», но вместо боевых действий было принято решение начать мирные переговоры с Москвой. В российскую столицу отправили посольство Януша Костевича и Богуша Боговитиновича.

В это время значительно активизировались русско-тевтонские контакты. После подписания союзнического договора в течение всего 1518 г. и до конца августа 1519 г. в Пруссии сменявшие друг друга русские посланники Елизар Сергеев, Константин Замыцкий и Василий Александров вели переговоры с орденскими представителями об условиях, сроках и размерах военных субсидий. О начале «своево дела» с польским королем великий князь известил тевтонского верховного магистра письмом от 22 ноября 1518 г.[269] Великий магистр заверил Елизара Сергеева, что война с королем Сигизмундом планируется не позже весны 1519 г.[270]

На неоднократные просьбы великого магистра предоставить денежную помощь до начала боевых действий с поляками Василий III ответил посланием от 26 августа 1519 г.: «…а как почнешь с нашим недругом, с королем полским, свое дело делати, и мы диаку Ивану Харламову тогды, и с собою не обсылаясь, и с пенязи велели к тебе ехати»[271]. Через несколько дней, желая удостовериться в намерениях тевтонцев, государь послал Некрасу Харламову во Псков инструкцию, в которой говорилось, что если великий магистр «ещо не почал дело делати», но «люди прибылые из иных земель у него есть, и наряд готов», то тогда, не дожидаясь начала боевых действий, Некрас Харламов должен был «магистру пенязи дати». При этом обращалось внимание, что в случае отсутствия наемников посланнику велено было «пенязей не давати»[272].