Книга Нежеланная - Шэрон Кендрик

Ему нужна была теплая, настоящая семья, которую он никогда не имел, но разве можно создать такую семью без матери? А Алекса не хотела быть с ним в Неаполе – она сказала ему об этом сама, – и разве можно винить ее за это? Он хотел держать ее здесь как некоего рода эмоциональную узницу – привязать к себе, угрожая погубить ее, если она откажется выполнять его необоснованные требования.

Он был зол на нее за то, что она не сказала ему о сыне, но мог ли обвинять ее, учитывая свое поведение? Должно быть, она понимала, что он перевернет мир с ног на голову, чтобы овладеть Паоло, – так же, как однажды пытался овладеть ей? Несмотря на путаницу в их отношениях, он не мог отрицать одного – что она хорошая мать. Значит, так он пытался отблагодарить ее за заботу о его сыне? Запугивая?

Теперь он скажет ей, что будет относиться к ней великодушно.

– Ты можешь получать алименты, которые заслужила. Достаточные для того, чтобы достойно жить в Англии. Я больше не хочу удерживать тебя здесь против твоей воли, Лекс. – Он пожал плечами. – Ты можешь уехать.

Алекса отпрянула назад.

– Уехать?

– Да, уехать! – со злостью произнес он. – Ведь ты этого хотела!

Свобода и финансовая независимость, которые он ей предлагал, не значили ничего, внезапно поняла Алекса Возможно, и для него тоже. Что же руководит этим властным, но ужасно одиноким мужчиной?

Она долгим взглядом посмотрела ему в лицо. Его ревность привела к плачевным событиям – ей пришлось скрывать от него сына. Почему он такой ревнивый? Казалось, он родился с ревностью в сердце, как родился с черными глазами и оливковой кожей. Но люди не наследуют ревность, как цвет глаз или длину ног. Она развивается по какой-то причине, и причину Алекса нашла: в альбоме с его детскими фотографиями.

Разные мужчины на каждом фото рядом с матерью Джованни – и растерянность на его лице. Алекса знала, что маленькие мальчики стремятся защищать своих матерей и что люди часто упрощают жизнь, основываясь на своем собственном детском опыте. Паоло принял Джио потому, что не только чувствовал некую примитивную кровную связь, но и видел в Джованни первого мужчину, с которым у матери были близкие отношения.

Она представила себе, какое смятение и гнев испытал бы Паоло, если бы она знакомила его со многими «дядями». И стоило ли удивляться тому, что Джованни рос с убеждением, что женщины любят скорее разнообразие, чем постоянство?

Именно поэтому он так отреагировал в первую брачную ночь. Не потому, что она не была невинна, но потому, что он считал ее богиней, а она оказалась реальной женщиной. Он смотрел на нее глазами маленького мальчика, и ее воображаемый обман насчет ее девственности усугублялся реальным обманом насчет их сына: Они вели себя опрометчиво и эгоистично, но, глядя в его глаза, Алекса понимала, что не может бесконечно скрывать свой страх и ошибки прошлого.

– Прости меня, Джованни, – прошептала она. – Пожалуйста, прости.

Он уже раздумывал над тем, как формально им разойтись, и ее слова повергли его в шок. Он замер, его черные глаза превратились в угли.

– Ты сделала что-то, о чем я не знаю?

– Нет, ничего. – Она колебалась. – Я имею в виду боль, которую тебе причинила. Я отрицала существование Паоло.

Джованни покачал головой, рассердившись снова. Он хотел, чтобы она оставила его в покое, так как уже все решил.

– Ты не должна говорить этого, Алекса. Ты теперь свободна и можешь ехать домой в Англию.

Не выгоняет ли он ее? Алекса с ужасом посмотрела на Джованни.

– А что, если… – Облизав кончиком языка пересохшие губы, она еле выговорила: – А что, если я не хочу ехать домой в Англию?

– Не надо, – сказал он ровным голосом.

Железные обручи, сжимавшие его сердце, были так крепки, что от них было трудно освободиться.

– Не надо притворяться.

– Но я не притворяюсь!

Алекса колебалась, зная о том, что, если покажет ему свои истинные чувства, он может отнестись к ним с сомнением или недоверием. Так трудно говорить, когда лицо, которое смотрит на тебя, похоже на каменную маску.

– Я люблю тебя, Джованни, – прошептала она. – Я никогда не переставала тебя любить.

Слова вонзились в него, как острые стрелы. Он отвернулся от нее, избегая призывного взгляда и скрывая безумную дикую жажду, которая сквозила в его собственных глазах. Не жажду ее тела, не жажду их сына, но жажду мечты, которая ускользала от него всю жизнь.

Он хотел повернуться к ней и сказать, что тоже очень сожалеет о том, что жизненные пути их так разошлись, но испугался – сильный, властный и деспотичный Джованни да Верраззано действительно испугался.

Но все же он повернулся к ней, взглянул в ее лицо и понял, что верит ей. Лучистые зеленые глаза светились неподдельной искренностью. Может быть, они всегда были такими – он просто не знал, как в них смотреть. Он держал в своих руках нечто изумительное, но все потерял. Но сейчас, во второй раз, он не собирался этого терять.

– Не надо слов, – сказал он охрипшим голосом.

Ведь как могли слова выразить всю горечь прошлого, описать те раны, которые они – сознательно и неосознанно – нанесли друг другу?

– Тогда возьми мое сердце, – сказала Алекса мягко и, подойдя к нему, прикоснулась пальцами к его напряженному лицу. – Возьми все, что у меня есть. Но, пожалуйста, Джованни, я хочу, чтобы мы вместе шли по жизни. Я не буду переживать, если ты не любишь меня, только будь хорошим отцом нашему сыну. А я буду верна тебе, моей единственной настоящей любви, как и была верна с тех пор, как ты в первый раз обнял меня.

Возникла пауза. Джованни ощущал, как бьется его сердце, как его захлестывает теплая и мощная волна чувств, – словно огромный кусок льда стал внезапно таять. Секунду он не двигался, а потом, без всяких слов, они бросились друг другу в объятия – будто два человека, спасшиеся после кораблекрушения.

Вздох сорвался с его губ, и он покрыл ее рот поцелуями. Они никогда так не целовались. Потому что эти поцелуи выражали не страсть, не злость, не разочарование. Они были символом их любви – настоящей, зрелой любви – и их совместного будущего. Сквозь слезы и радость Алекса ощущала, что они с Джованни больше не расстанутся никогда.

И никто из них поначалу не заметил, что в библиотеку пробрался маленький мальчик; он смотрел на них взглядом, исполненным надежды, и когда они открыли объятия своему сыну, он с радостью бросился в них.

Эпилог

Шейх Захир был очень рад, но не сильно удивлен тому, что Алекса и Джованни снова зажили семейной жизнью в Неаполе. Он настаивал на том, чтобы отметить воссоединение семьи в Карастане. Была приглашена Тери и, естественно, мать Алексы («Дорогая! Я даже и не мечтала об этом!»), а также школьные друзья Паоло и его старая няня.