Книга Валтасаров пир - Роксана Гедеон

Я чувствовала себя удивительно легко и свободно и летела по улицам как на крыльях. Мне не хотелось нанимать экипаж. Приближался вечер, и из окон домов доносились запахи скорого ужина. Было душно, и вода у водоносов подскочила до целого су за стакан. Окна почти везде были распахнуты; на подоконниках цвела герань и стояли клетки с канарейками. Дикий виноград уже начинал виться по стенам домов.

Я расточала улыбки всем, кто удостаивал меня взглядом. Мне казалось все таким знакомым, милым, родным, я была в восторге от того, что снова оказалась в Париже и Париж принял меня так дружелюбно. Эмманюэль уехал в провинцию, отец больше не докучал мне, сердце мое не было затронуто никакой любовью, и даже жгучая боль от разлуки с Жанно стала глуше. Словом, душа моя была почти умиротворенной. Впервые за несколько месяцев мне хотелось петь – к примеру, даже этого «Милого Августина», что пиликал на углу шарманщик. Услышав звуки музыки, я прибавила шагу и замурлыкала песенку. Взгляды встречных мужчин говорили мне, что я привлекательна.

Я подошла к набережной и перешла Сену по мосту Нотр-Дам, очутившись, таким образом, на острове Сите. Душистый запах свежего сена щекотал ноздри, а ветерок был так чудесно-прохладен, точно прилетел в Париж из изумрудной Бретани. Я с новой силой ощутила, как мне хочется туда. Версаль так великолепен, так роскошен, что это порой надоедает. Мне хочется походить босиком по траве, мокрой после дождя, ощутить теплое дыхание земли и соленые брызги океана… Закрыв глаза, я на мгновение отдалась во власть свежего ветра. Потом причалила баржа, и на берег стали выводить лошадей, пристань наполнилась приехавшими пассажирами – кормилицами, монахинями, лакеями, – и я продолжила свой путь.

Переходя на левый берег Сены, на Малом мосту, я купила букетик фиалок у цветочницы, в порыве щедрости заплатив за него целых пять ливров. Цветочница долго выкрикивала мне вслед благословения… Мне понравилось делать покупки. Выйдя на улицу Нуайе, я пристроилась к толпе детей, окруживших торговку сладостями. За пятнадцать су я купила у нее целую пачку теплых кремовых вафель и с радостью отдала их детям. Их восторг вызвал у меня чувство изумления. Внутренне я была удовлетворена. Мне даже не хотелось уходить отсюда.

Но это были лишь первые впечатления.

Когда я пересекала площадь Мобер, попав, таким образом, в рабочий Сент-Антуанский квартал, из нескольких подворотен на меня повеяло отвратительным кислым духом дешевых кафе и распивочных, я услышала дикие непристойные песни и брань… Мне стало не по себе. Не потому, что здесь царствовала бедность. Видя мерзких вонючих типов, пристроившихся у стен домов, обнищавших девиц легкого поведения, их унылые лица и вульгарность, я почувствовала себя неуютно и нехорошо и даже опасалась, не станет ли кто-нибудь из них приставать ко мне. Бессознательно я поискала глазами полицейского. Да, конечно, мое место – не здесь… И не может быть здесь, даже если Версаль исчезнет.

Впрочем, как может исчезнуть Версаль? Тем более странно допускать это теперь, когда у меня дома лежит приглашение на маленький бал в версальском салоне принцессы де Роган… Нет, Версаль существует, Версаль вечен, как вечна красота, женственность и легкомыслие.

Я зашагала дальше, вскоре добравшись до монастыря святой Женевьевы. В воздухе таял мелодичный звон колоколов. Я подошла к полицейскому, застывшему на углу улицы, и уточнила у него дорогу. Затем, дойдя до широкой многолюдной улицы Сен-Жак, остановилась на тротуаре, как бы пропуская группу монахов-доминиканцев, облаченных в сутаны и черные шляпы. На самом деле я остановилась по иной причине: на другой стороне улицы я заметила черную служебную карету военного министра, маршала де Бройи. Он считался большим другом моего отца, и мне совсем не хотелось, чтобы маршал меня узнал.

С легким удивлением я отметила, что маршал переговаривается из кареты с какой-то дамой, также не покидающей экипажа. Кажется, эта была сама Соланж де Бельер… Я выждала, пока они уедут, и продолжила путь.

У ограды монастыря святого Бенуа Паулино не было. Я поискала его глазами, но безрезультатно. Какой-то грязный мальчишка в лохмотьях и явно краденой треуголке, блестя плутовскими глазами, то и дело поглядывал на меня, как бы наблюдая. Он сидел на ограде, скрестив потрескавшиеся, почти черные босые ноги, и щелкал орехи едва ли не на головы прохожих.

– Добрый вечер! – вдруг задиристо крикнул он мне, спрыгивая с ограды и подтягивая штаны. – Уж не меня ли вы дожидаетесь, мадам?

Я нахмурилась и оглядела сорванца с головы до ног.

– Что тебе нужно, гамэн?[12]

– Вы забыли поздороваться, мадам. Меня зовут Брике.

– Имечко как раз для тебя, – сказала я, отворачиваясь.

– Вы собираетесь уходить, мадам?

– Я собираюсь позвать полицейского.

– Это еще зачем?

– Чтобы он освободил меня от ненужной беседы с вами, господин Брике.

Мальчишка хитро прищурился.

– А вы давно из Вест-Индии, мадам?

И тут я все поняла. Да этот мальчишка, всем своим видом похожий на обитателя Двора чудес,[13]оказывается, разговаривает со мной вовсе не из преступных побуждений!

– Ты… ты пришел от Паулино, да?

– Да, если только вы говорите о таком черном-черном, как головешка, господине, страшно похожем на мавра.

– Паулино черный, но совсем не как головешка. Где он сейчас?

– Он-то? С ним дело скверно, мадам. Он прячется сейчас на чердаке дома, что на углу улицы Мовез-Пароль, рядом с кабачком папаши Крюшона…

– Погоди, – сказала я. – Какой еще папаша Крюшон? Паулино должен был быть здесь еще четверть часа назад. Почему он не пришел?

Брике пожал плечами.

– Похоже, он скрывается от фараонов.

– От полиции? Но его не должны искать.

– Стало быть, ищут, раз скрывается.

Эта логика показалась мне железной. С отцом я давно не виделась и не знала, преследует он Паулино или отказался от таких намерений. В любом случае я обязана помочь мулату.

Я протянула мальчишке золотую монету.

– Возьми. Это тебе за то, что ты передашь Паулино. Плутовские глаза мальчишки округлились.

– Ого! Двойной луидор? Да на такие деньги я могу жить два месяца!

Я взглянула на него с подозрением.

– Да вы не сомневайтесь, мадам, я все сделаю!

– Мне больше нечего делать, кроме как довериться тебе. Достав карандаш, я написала на клочке бумаги:

«Если вам действительно необходимо скрываться, поезжайте по адресу, который укажет вам посыльный. Деньги у вас есть. О необходимых указаниях я позабочусь. Через два месяца можете возвращаться в Париж без всяких опасений. Я буду рада видеть вас своим управляющим».