Книга Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни

– Кто остался с Карин и девушкой?

– Двое матросов с «Трилистника».

– Отлично. Стало быть, бедуин охотится за моей головой и ни перед чем не остановится, чтобы ее заполучить. Кало, друг мой, Карин и эта девушка ни с кем не должны говорить. Жизнь тех, кто знает об этом плане, не стоит и гроша. Ты должен всем этим заняться сам. Тебе я доверяю Карин, Кало.

– А ты? – спросил Кало, догадываясь, что услышит в ответ.

– Мне нужно попасть в Умпоте. – Бруно знал, что ранит друга этими словами.

– Без меня?

– Без тебя, старый медведь.

– Отвезти их домой? – Говоря о доме, Бруно и Кало имели в виду Сицилию, а точнее, фамильный палаццо в городе Пьяцца-Армерина.

– Отвези их домой и жди меня. Я приеду.

Кало любовно сжал громадными ручищами плечи Бруно.

– Не нравится мне эта история, сынок, – сказал он, глядя на Барона правдивыми и добрыми глазами. Он держал Бруно на руках, когда тот был еще ребенком, всегда служил ему опорой и защитой, а теперь хотел бы укрыть его непроницаемой броней. – Не хотелось бы оставлять тебя одного, – заключил он. – Будь осторожен, Бруно.

Бруно обнял его и поцеловал в губы, как когда-то обнимал и целовал своего деда, старого барона Монреале, который именно дону Калоджеро Косте доверил беречь мальчика. Это был старинный сицилийский ритуал прощания. Убаюканный шумом моторов и приятным ощущением безопасности, навеянным мыслью о Кало, он наконец заснул.

РОЗЫ ДЛЯ ПРОФЕССИОНАЛА

Деловитая секретарша, ведущая прием членов клуба, приветствовала его ослепительной улыбкой, приберегаемой лишь для особых клиентов. А Йоганн Кофлер среди лучших клиентов числился под номером первым. О раздаваемых им чаевых и подарках ходили легенды, равно как о его fair play[30]и удивительной скромности. Он был настоящим джентльменом, и хорошенькие секретарши, мечтавшие узнать, до каких пределов простирается его щедрость, могли бы пожелать ему только чуточку больше предприимчивости.

Йоганн Кофлер проводил в спортивном зале все утро: с восьми до девяти – гимнастика, с девяти до десяти – плавание, перерыв на десять минут, затем дзюдо и карате. С одиннадцати до полудня – сауна, массаж и отдых. В двенадцать тридцать – легкий вегетарианский завтрак. И так пять дней в неделю.

В цюрихском спортивном клубе, оборудованном наисовременнейшими снарядами, в обстановке повышенной комфортности накачивали мускулатуру мужчины и женщины всех возрастов, объединенные одним общим признаком: наличием больших денег. Йоганн Кофлер посещал его вот уже десять лет, с тех самых пор, как покинул родной Инсбрук и поселился в крупнейшем из городов Швейцарии.

Ему было двадцать восемь лет, рост – метр девяносто, но никто не смог бы назвать его красавцем: в его внешности было что-то неуловимое, нарушавшее общую гармонию. Несмотря на высокий рост и удлиненные пропорции тела, он больше всего напоминал большую морскую черепаху. Общее впечатление, производимое им, умещалось в слове «мешковатость». Все у него было каким-то обвисшим: глаза, нос, плечи, походка. Тем не менее он был превосходным спортсменом. Ему замечательно подходило определение, придуманное для шершня: «Противоречит всем законам аэродинамики, но все-таки летает». Его тело было живым оскорблением всех законов гармонии, но функционировало с безупречностью спортивного снаряда. Только в пристальном взгляде небольших голубых глаз сквозила необычайная жизненная сила.

Он поднялся на лифте, соединявшем подземные помещения с вестибюлем, и вышел на улицу. Стремительно преодолел под августовским солнцем расстояние, отделявшее его от стоянки машин. Пот катился по лицу градом, особенно из-за того, что на голове у него был парик. Он вынул из кармана мешковатых спортивных брюк носовой платок и прижал его ко лбу, стараясь не сдвинуть с места чуб волосяной накладки.

Навстречу ему попались две молоденькие секретарши, возвращавшиеся на работу после обеденного перерыва. Одна из девушек тихо сказала другой: «Снял бы он этот лишний скальп, меньше бы потел».

Он сел за руль красного «Рено» и выехал на дорогу, ведущую к холмам.

Его квартира была расположена в четырехэтажном особняке, составлявшем часть роскошного жилого комплекса. Он прошел мимо почтительно поклонившегося швейцара.

– Ваша почта, герр Кофлер, – сказал привратник, протягивая жильцу газеты и пачку писем. Это были в основном рекламные объявления. Один конверт с маркой и штемпелем из Санта-Моники, штат Калифорния, привлек его внимание. Он прочел письмо с жадным интересом. Директор ботанического сада приглашал его на симпозиум, назначенный на май 1983 года.

Было два часа дня. В квартире, обставленной скромно и по-деловому, царил приятный полумрак. Кондиционер работал отлично. Иоганн опустился на диван и принялся изучать объявления в «Бильд-цайтунг» в полной уверенности, что и на этот раз не найдет того, что ищет, однако ошибся. Одно из газетных объявлений гласило: «Пропал белый сеттер, южная зона, берег озера, пятница, девять часов вечера».

Йоганн вскочил, будто подброшенный пружиной: эти одиннадцать слов были кодом и означали для него резкую перемену всех его планов.

Он вышел из дома, вновь сел за руль и вскоре остановил машину перед павильоном на каменном фундаменте, представлявшем собой современную конструкцию из стекла и стали. Это была огромная теплица, оборудованная по последнему слову техники. Словом, это была его теплица.

Пробираясь сквозь благоухающие цветочные джунгли, ему навстречу вышел седенький и лысоватый старичок.

– Вы сегодня рано, герр Кофлер, – улыбаясь, заметил он.

– Я завтра уезжаю, – предупредил его Йоганн. – Пришел пораньше, чтобы подольше побыть с ними, – добавил он, указывая на цветы.

Старичок, у которого поверх рубашки и брюк был надет фартук с нагрудником, заметил:

– Им будет вас очень не хватать.

– Мне тоже будет их не хватать, – ответил Йоганн, словно говорил о жене и детях. – Особенно моей Йоганны. – Он приблизился к розовому кусту с цветами насыщенного желтого цвета, на сгибах переходящего в оранжевый с красноватыми прожилками.

– Я, с вашего позволения, вернусь к работе, – сказал садовник, удаляясь чуть ли не на цыпочках, как будто не хотел мешать прощанию влюбленных перед разлукой.

Йоганн нежно провел кончиками пальцев по тугим лепесткам цветущей розы и почувствовал, как по всему телу растекается блаженная истома, как учащенно начинает биться сердце. Его пронзила острая боль в паху, растворившаяся в ощущении невыразимого наслаждения, прилив крови заставил член напрячься, пока он вдыхал чувственный аромат розы.

– Я люблю тебя, прекрасное создание, – прошептал он прерывающимся от волнения голосом, обращаясь к ней, как к нежнейшей возлюбленной.

Йоганна была его творением, плодом многолетних прививок, кропотливого и неустанного труда, искусственного опыления сотен экземпляров после тщательного изучения под микроскопом. Он проделал эту работу с терпением и любовью. Йоганна дарила ему те радости, в которых всегда отказывали женщины, поэтому он их презирал. Всех, начиная с Эрики, одноклассницы в гимназии, которая смеялась над ним за его неуклюжесть, за то, что он был слишком длинный, слишком тощий и прыщавый.