Книга Притяжение страха - Анастасия Бароссо

Уют, живущий в каждом жилище, где обитает дружное любящее семейство, лишь немного нарушали несколько гнетущая атмосфера и странная, необъяснимая видимыми причинами таинственность. Первое обстоятельство объяснялось, конечно, болезнью Моники, а второе, скорее всего, было связано с местным колоритом, густо пропитавшим обстановку. Но все же основное влияние на диковинную ауру, витавшую здесь, оказывали картины молчаливой Хуаниты. Жуя креветку, Юлия с любопытством их разглядывала…

Это все были большие, тщательно выписанные акварели, в основном в темно-бордовых и фиолетовых тонах. Юлия, не особенно разбираясь в стилях, любила живопись. В этой, кажется, действительно присутствовала Божья искра, но… абсолютно не в ее вкусе. Многие просто пейзажные, а некоторые и с определенным сюжетом, все они напоминали те тягостные, депрессивные сны, которые каждый ребенок видит в какой-то период, в страхе просыпаясь по ночам. Глядя на эти изображения, она вдруг так остро вспомнила свои детские ужасы… что поскорее постаралась забыть их снова.

Особенно, ее поразила акварель в черно-фиолетовых тонах… там вроде бы было ночное море и полная луна… И чудовище — по-другому не скажешь, хоть оно и имело контуры человека — чудовище с кожей темнее самого мрака, с пылающими белым огнем глазами, стояло по пояс в воде. На руках у него был кто-то… или что-то, светящееся в лунных бликах. Вроде бы — ничего особенного, картинка и картинка. Только жуткое ощущение обреченности, красивой, но печальной тайны мироздания так вторгалось в душу, что хотелось закрыться, отвернуться, даже убежать от этого полотна. Но не было сил не смотреть в его сторону.

— Буэнос ночес…

Юлия вздрогнула. Оторвалась от картины, успевшей погрузить ее в плавный жутковатый транс.

— Добрый вечер…

Слабый голос Моники, вышедшей из-за закрытой темно-коричневой двери, соответствовал ее виду. Маленькая и какая-то вся ссутуленная, она выглядела изможденной старушкой, несмотря на приятную медь легких волос и ласковые голубые глаза за большими очками.

— Прошу прощения, мне немного нездоровится… Юлия поздоровалась. Хуан, вскочив, пододвинул ей стул. Хуанита стала класть ей в тарелку цыплячье мясо. Сеньор Мигель расплылся в нежной, встревоженной улыбке.

— Вы хорошо… провели… сегодняшний день? — тщательно подбирая русские слова, вежливо обратилась к Юлии Моника.

— Да, замечательно. Море такое теплое…

— А… вечер?

— О, просто отлично! — постаралась не усмехнуться она.

— Вам нужно вести себя… мм-м… осмотрительнее, — вдруг заявила Моника, ласково глядя на Юлию и не притрагиваясь к куче еды, что Хуанита навалила в ее тарелку.

— Э-э… в каком смысле? — не поняла Юлия.

Еще меньше она поняла, когда вдруг заметила, что сеньор Мигель обменялся с Моникой быстрыми взглядами.

— Знаете, мы сразу догадались — вы здесь одна… — решил объяснить Хуан.

— Да, — несколько напряженно согласилась Юлия, — и что?

— Одинокая девушка в чужой стране, да еще такая… — он чуть порозовел, что придало его коже не такой болезненный вид, — такая красивая…

— Спасибо, — благодушно улыбнулась Юлия, легко растаяв от этого непритязательного комплимента.

— И поэтому, мы немного… волнуемся за вас.

Господи, поволноваться им, что ли, больше не о чем? С каких это пор одинокие девушки в Европе подвергаются большей опасности, чем, например, не одинокие дедушки?

— Но я не одна, — чуть ли не скрипя зубами, поправила Юлия, — я с вами…

В комнате повисла тишина, нарушаемая только тихим потрескиванием свечей и громким чавканьем Чикко, которому тоже досталось, что-то вкусное. Хуан с сеньором Мигелем, не поднимая глаз, внимательно ковырялись каждый в своей тарелке. Хуанита витала где-то в высших мирах, вглядываясь исключительно внутрь себя — видимо, создавала в воображении очередную картину. За весь вечер она не произнесла ни слова, Юлия даже начала подозревать ее в аутизме. И только Моника, в своем кружевном воротничке, сидела перед полной тарелкой молча, смущая Юлию ласковым взглядом тускло-голубых уставших глаз. На ней была белая ажурная блузка с таким высоким и плотным кружевным воротником-стоечкой, что Юлия невольно опять поразилась этой очередной маленькой странности. На Хуаните, как и на мужчинах, одежда была не менее удивительная. То есть ничего особенно удивительного в ней не было. Если не считать того, что на всех были напялены дурацкие старомодные рубашки, застегнутые на все пуговицы, с длинными рукавами и плотным воротом — это в такую-то жару! Подобным образом, в американских ужастиках, изображают семейство каких-нибудь мормонов, сектантов или тайных маньяков… Несмотря на нелепость этого сравнения, Юлии стало не по себе.

— О, кстати! Не могли бы вы перевести мне кое-что?

Юлия по-настоящему обрадовалась, вспомнив о короткой записке Антонио. Как минимум, это был хороший предлог сломать неудобную паузу и оживить беседу. Не говоря уже о том, что все-таки было любопытно узнать значение этого автографа. Порывшись в сумке, она протянула клочок мятой бумаги Хуану — как наилучшему переводчику.

Удивительное дело. Пока Хуан читал три коротких слова, его лицо успело несколько раз измениться в цвете. Сначала из желто-серого оно сделалось пунцовым, а потом из пунцового — землисто-пепельным.

Моника и Мигель, тоже по очереди, заглянувшие в бумажку, выглядели не лучше.

— Здесь написано…

Голос Хуана дрогнул. И Юлия прокляла тот день, когда впервые вошла в двери этой «Трамонтаны». Ну, подозревала же, догадывалась, что в записке намарана какая-то похабщина… Боже. Как неудобно.

— …Э-э, написано…

— Да ладно, не важно, — быстро сказала Юлия, протягивая руку, чтобы забрать клочок из руки Хуана, — это не обязательно переводить, и вообще…

— …Я. ТЕБЯ. НАЙДУ.

— Что-что?! — Юлия не верила своим ушам и своему счастью.

— Здесь написано — «Я тебя найду», — замогильным голосом сообщил Хуан.

И всего-то?! Юлия облегченно выдохнула. Она-то уж думала — там такое… И с чего тогда они все переменились в лицах?

— А в чем дело? Что-то… не так?

Хуан, чье лицо к этому времени приобрело свой обычный цвет, посмотрел на Монику. Потом на Мигеля. Потом на Хуаниту, которая единственная из всех сохраняла удивительное спокойствие. У нее был такой вид, будто она все это знала заранее и знает, что будет происходить дальше. Потом он посмотрел на Юлию. И во взгляде его был… это смешно, но во взгляде его был… страх. У кого-то из них явно ехала крыша. И Юлия, уже всерьез, опасалась за свою.

— Юлия… — очень серьезно произнес Хуан, — Юлия, вам грозит опасность.

— Э-э…?

— Мы и позвали вас сегодня, если честно, чтобы предупредить… попросить быть осторожной. Но мы не знали… — он опять переглянулся с Мигелем, — не знали, что все так серьезно… Извините, — добавил он, когда увидел, что лицо Юлии задергалось в гримасах сдерживаемого смеха.