Книга Хроники Черного Отряда. Книги Мертвых: Воды спят. Солдаты живут - Глен Кук

– Coca, coca. – Так же тихо, как прежде.

Кожа на шее Бубу дрогнула. Я улыбнулся Аркане и подмигнул. Уловка сработала.

– Coca, coca.

Девушка стала медленно поворачивать голову – ребенок в ее душе не сдержал любопытства.

Все это время Бубу не притворялась. Просто за глухую стену отчаяния, которой она отгородилась от мира, не могло пробраться нечто обыденное.

Я встал и отошел, чтобы случайно не попасться девушке на глаза.

Аркана посмотрела на меня. «Как ты понял, что до Бубу можно достучаться?» – говорил ее взгляд. Я пожал плечами. Наверное, просто интуиция. И убежденность в том, что любопытство девушки можно разбудить, если раздразнить его достаточно хитроумно.

Но что дальше? Как удержать ее внимание, не дать ей снова уйти в себя?

Вскоре Бубу уже прекрасно видела и слышала. Но не желала общаться и не отвечала на вопросы.

У нее не осталось воли к жизни. И я понимал почему. В ее судьбе всегда были только Кина и борьба за освобождение богини. И ничего иного, кроме стремления начать Год Черепов.

Вошла Сурувайя. Я не видел ее в те дни, когда они с мужем присоединились к Отряду. Возможно, тогда она была красавицей. Сейчас красавицей ее не назвал бы никто. Да и дети не вызывали желания обнять и погладить по головке. Но все они люди хорошие, хотя и невеселые.

– Тебе удалось ее разбудить! – воскликнула Сурувайя. – Как здорово!

– И теперь нужно, чтобы она не стала прежней. Есть идеи?

– Зачем?

Мы все повернулись к Бубу.

– Что? – спросил я.

– Зачем вы влезли ко мне? Зачем освободили? Я не хочу жить. Потому что у меня нет будущего. Теперь не будет ни спасения, ни чудесного возрождения. Год Черепов никогда не настанет.

Она уже полностью пришла в себя, но осталась мрачной и подавленной. Я опустился перед ней на колени и взял ее за руку, чтобы крепче удерживать в реальном мире.

– Что это означает? То, что ты сейчас сказала?

Вопрос ее озадачил. И я несколько минут делал вид, что не понимаю, о чем она говорит. Я надеялся, что, дав ей возможность объяснить, я ее расшевелю.

Мне еще не доводилось встречать искренне верующего человека, который устоял бы перед искушением поделиться своей конкретной и выстраданной правдой. И Бубу не стала исключением, хотя и взяла медленный старт.

Я не прерывал ее почти до самого конца. До этого момента она не упомянула ничего такого, чего я не слышал бы прежде в той или иной версии. Но потом…

– Извини. Кажется, я что-то пропустил. Так ты сказала, что Год Черепов не станет концом мира?

Бхиджар, старший сын Сурувайи, принес еду и питье. Я попросил его подойти сперва к Бубу. Она жадно выпила кружку воды, потом сказала:

– Да, это конец мира. Этого мира, какой он сейчас. Это очищение. Время, когда все зло и порок будут сметены с лица земли и лишь души, имеющие истинный шанс на искупление, останутся в Колесе Жизни.

Я окончательно запутался. Потому что не понял. Я знал, что обманники хотели ускорить приход Года Черепов. Это как раз и было сутью их культа. Я знал, что большинство гуннитов желает противоположного, но верит, что Год Черепов неизбежен. Потому что это одна из Эпох Творения, четвертая по счету, если считать от начала времен. Но сейчас я впервые услышал, что и после него ожидается нечто. И нечто явно положительное.

– Все зло умирает там бесконечной смертью, – пробормотал я. Потом спросил: – Так ты утверждаешь, что главной задачей Кины было избавление человечества от всяческой швали, чтобы хорошие и праведные смогли попасть в рай?

Раздраженная моей непонятливостью, она затрясла головой и принялась объяснять сначала.

– Пусть приведут мою жену, – шепнул я Аркане.

Я вовсе не такой болван, каким прикинулся в тот вечер перед дочерью, но должен признать, что так и не понял всего, о чем она говорила. Однако я уяснил: Бубу искренне верила в то, что я, уничтожив Кину, лишил мир возможности перейти от нынешней эпохи греха и разврата к эпохе всеобщего блаженства.

Очевидно, предполагалось, что Кина вновь сожрет всех демонов, только на сей раз это будут демоны в человеческом обличье, превратившие жизнь и историю в камеру пыток.

А затем Князья Света займутся своим делом, предварительно придумав совершенно новый порядок вселенского искупления грехов. Разумеется, при условии, что они к тому времени где-то выживут.

Бхиджар привел Госпожу. Увидев, что Бубу пришла в себя, она расплакалась.

Ошеломленный, я смотрел, как она заняла мое прежнее место, встав на колени перед Дщерью Ночи. И это моя жена?! Это воплощение сопливой сентиментальности и есть та самая Госпожа, некогда одним своим именем нагонявшая ужас на целую империю?!

Я не прислушивался к ее воркованию. Должен признать, меня смутило такое поведение. Потому что я никогда не подозревал, что в ней таится столь огромный запас чувств. Наедине со мной Госпожа всегда примеряла на себя остатки своего прежнего образа… когда не удалялась во внутренний мир, где упивалась жалостью к себе.

Дщерь Ночи эта сцена откровенно изумила. Она явно не знала, как себя вести дальше.

Сурувайя тоже смутилась и торопливо вывела своих отпрысков из комнаты. Мальчики ушли быстро – они были не в силах выдержать слоновьи дозы сентиментальности. А Сурувайя, прежде чем закрыть дверь, взглянула на меня с сочувствием.

Я хотел попросить у нее воды, но не успел. Пить хотелось нестерпимо, и я пошел следом за ней. У двери споткнулся. Впрочем, физическая неуклюжесть – чепуха. Мой настоящий недостаток – неуклюжесть умственная.

Выйдя в коридор, я окликнул Сурувайю:

– Принеси, пожалуйста, воды. Мы еще не напились.

Она понимающе кивнула. И снова смутилась, на сей раз потому, что оказалась наедине с мужчиной, который не был ее мужем. Я уже хотел сказать ей что-то ободряющее, но тут услышал крик Арканы. Она звала меня.

Секунда – и я ворвался в комнату.

В руках у Бубу я увидел румел – шарф-удавку, которым пользовались душилы. И этот румел стягивал горло ее матери. В потемневших глазах моей дочери маячил призрак Кины – он-то, очевидно, и придал ей сверхъестественную силу. Аркана безуспешно пыталась оторвать ее руки от румела, а ведь эта блондиночка весьма сильна.

Мне не нужно было умереть, чтобы очутиться в аду. У меня имелась секунда – чтобы выбрать, от какой пытки я желаю страдать до конца своих дней.

Я влепил Бубу пощечину. Она не разжала пальцев. Я ударил со всей силы. Она покачнулась, из носа хлынула кровь, но желтый шарф она не выпустила. Я выхватил кинжал – он всегда при мне, но служит только для приема пищи – и ткнул ей в лицо под левым глазом.

Она и тогда не остановилась.