Книга Линии - Рю Мураками

Тосихико перебрался в Токио, чтобы поступить там на подготовительные курсы, но скоро бросил это дело. Но и после он продолжал получать от матери неплохое содержание. Он уже успел убедиться, что тяга к насилию овладевает человеком по самым незначительным поводам. На курсах Тосихико познакомился с девушкой, довольно симпатичной, немного крупноватой, похожей на его мать. Она была дочерью одного столяра из Судзу и страдала припадками ревности, заканчивающимися, как правило, истерикой. Она никогда не позволяла себе проявлять свои чувства на людях, но, оставшись наедине с Тосихико, в выражениях не стеснялась. Месяца через два после начала их знакомства она закатила первую сцену прямо в «лав-отеле». Все началось с того, что во время прогулки он засмотрелся на какую-то барышню. В ход пошли проклятия и оскорбления, затем последовали слезы и истерический припадок. Тосихико старался успокоить свою подругу, говорил ей что-то вроде: «Ну все, хватит, прекрати эти глупости». Потом он почувствовал, как гнев сжал ему горло так, что стало трудно дышать… Не справившись с эмоциями, он ударил ее кулаком в переносицу и даже не понял, что произошло. Девушка закрыла лицо руками и повалилась на постель. Тосихико смотрел, как на чистом белье расплывается темно-красное пятно. Плач сам собой прекратился, вместо этого девушка начала дрожать, глядя в одну точку. Тосихико сел рядом, и она подняла крик. Пытаясь утешить, он взял ее за плечи и повторял только одно: «Прости, прости, прости». Ничего другого в голову ему не приходило. В конце концов он заплакал сам, не прекращая твердить свое «прости, прости». Под его руками в жестоких конвульсиях сотрясалось девичье тело. Потом она забилась в истерике. Тосихико даже не подумал, что ее вопли могут перебудить весь отель, его словно не было в комнате. Весь остальной мир существовал отдельно от его сознания, и он был бессилен что-либо изменить. Зазвонил телефон, а вскоре застучали в дверь. Мгновение Тосихико колебался, но все же пошел открывать. В комнату вошли двое мужчин, и его подруга объяснила, что произошла небольшая ссора, но вроде все в порядке. Видимо, в отеле такие случаи не были редкостью, поэтому служители тотчас же удалились, пригрозив в следующий раз вызвать полицию. Нос девушки еще кровоточил, а плачущий Тосихико, пытаясь остановить кровь, прикладывал к нему сложенное покрывало. В ту минуту он, наверное, впервые в жизни испытывал чувство причастности к происходящему…

Йосики накрывала на стол. Когда Тосихико переехал жить к ней, она купила кухонный столик, два стула, скатерть и серебряные приборы. Также пришлось поменять кровать на более широкую, отчего квартира стала казаться совсем маленькой. У Тосихико был свой дом в Итабаси, но он там даже не появлялся. К тому же арендную плату за него вносила мать со своего банковского счета… На столе появился холодный салат с макаронами, рыба, сваренная в пряном бульоне, вареная фасоль и мисо-суп.

— Эх, сейчас бы персиков в сладком сиропе! — замечтался Тосихико.

— Прости?

— Персиков, говорю, в сиропе. Консервированных. Да, есть такие консервы, и очень сладкие. Правда, сейчас все закрыто… Я бы сам пошел, но не могу же я в таком лапсердаке выйти на улицу. А? К тому же суп немного остынет…

И Тосихико погладил Йосики по волосам.

— Конечно, конечно… И правда, о десерте я и не подумала. Ну ничего, «Фэмили-Март» работает круглосуточно. А суп я потом подогрею.

Глядя на остывающий суп, Тосихико вспомнил свое детство. Он чувствовал себя растерянным, на глазах у него выступили слезы. Он думал о том, что отправив Йосики в магазин, хотел тем самым наказать ее, хотел своим капризом заставить ее доказать свою любовь.

— Везде искала — нет персиков! Купила груш, — объявила Йосики, доставая из мешка банку.

Тосихико молча глядел на консервированные груши, чувствуя в носу какое-то покалывание.

— Идиотка! Я, кажется, ясно сказал — хочу персиков!!! — вдруг заорал он и, не помня себя от злости, схватил клюшку. Металлический стержень сверкнул и треснул Йосики по уху. Тосихико был настолько взбешен, что клюшка, вырвавшись у него из рук, улетела чуть ли не на кухню. Йосики стала падать на пол, но он левой рукой ухватил ее за плечо, а указательным пальцем правой попытался попасть ей в глаз. Йосики прекрасно понимала, чем это может закончиться, поэтому наклонила голову и закрыла ее руками, чтобы защититься от удара. Какое-то время Тосихико безуспешно старался пробить выставленную оборону, и в конце концов ему удалось просунуть палец в образовавшуюся щель и оцарапать ей веко. Потом он приподнял кричащую и отбивающуюся Йосики за волосы и крутанул вокруг себя. Она потеряла равновесие, но не упала. От дикой боли рванулась прочь, зацепила ногой стол, и блюдо с салатом полетело на пол. Вслед за ним последовал и остальной обед, потом с грохотом попадали стулья. От ковра поднимался мерзкий пар. Тосихико наступил на рыбу, и в палец его ноги вонзилась косточка. От неожиданности он отпустил Йосики, которая, рыдая, упала на четвереньки.

— П-прости меня, — снова захныкал Тосихико. — Ну что я наделал? — Он подполз к Йосики на коленях и продолжил: — Не уходи! Если ты уйдешь, я не знаю, что со мной будет. Я просто сдохну! — Тосихико сделал паузу и заговорил о своей матери: — Она выбегала из-за стола, а я сидел и смотрел на ее тарелку. Сначала оттуда поднимался пар, потом все меньше, меньше… и все остывало. Я смотрел на ее тарелку, и мне хотелось умереть. Я не мог думать ни о чем ином, и сидел, сидел, сидел… А тиканье настенных часов, казалось, вот-вот пробьет барабанные перепонки.

Пытаясь привести в порядок растрепанную прическу, Йосики в который раз говорила себе, что так больше продолжаться не может. Перед ней, стоя на коленях, рыдал мужчина. Его лицо было прекрасно. Взглянув на него еще раз, она поняла, что сможет забыть все, что сегодня случилось… «У него действительно очень красивое лицо. Я еще никогда не встречала такого красавца, — думала она. — К тому же, если я его выгоню, ему совершенно некуда идти. Да и у меня кроме этой квартиры нет больше никакого угла». Размышляя таким образом, она сама не заметила, как простила Тосихико в своем сердце.

— Я схожу поищу тебе персиков. Может быть, они будут в лавке у вокзала…

Тосихико, весь в слезах, бросился обнимать и целовать ей лицо и руки. «Я совсем как мать, а он — точно ребенок», — думала Йосики и гладила его по голове. Проявления материнских чувств приводили Тосихико в щенячий восторг. Йосики вытерла выступившую на веке и на брови кровь, наклеила пластырь и стала одеваться.

— Купи, пожалуйста, сигарет, «Хоуп», обычных, — попросил Тосихико и шмыгнул носом. — Только не бери облегченных, это дерьмо…

XV — СОНОДА

Йосики отошла от дома не более чем на сто метров, но уже забыла, какие именно сигареты должна купить. Сама она не курила, и ей было совершенно не понятно, почему Тосихико придает этому такое значение. Какая разница — легкие или обычные? Так же она относилась к еде, выбору одежды и украшениям. Ей казалось глупостью выряжаться в модные тряпки, как это делали ее коллеги по работе. «Одежда должна служить только для защиты от холода», — сказал один старец в какой-то телепередаче, и Йосики была с ним полностью согласна. Она остановилась, размышляя, не стоит ли вернуться домой и спросить у Тосихико про сигареты. Но он, вероятно, подумает, что она пришла с сигаретами, и наверняка снова врежет ей, как только увидит, что ошибся.