Книга Невеста княжича - Властелина Богатова

Приклонив голову к груди княжича, долго слушала ретиво трепещущееся сердце. Мирослав обнял её за плечо, закрыл глаза, молчал. Покрывшеюся испариной спину охлаждал расползающийся по берегам туман. Вслушивалась. Всё так же доносился с дальних берегов смех и визг девиц, всплески воды и негромкое пение. Близко, где-то в густых кронах, заливисто защебетала птаха, и её пение проносилось эхом по округе, сулило приближение ночи в вечерних сумерках. На горизонте пылали последние отблески уходящего солнца.

Влада пошевелилась, рука Мирослава безвольно соскользнула с плеча. Княжна подняла голову и теперь могла долго смотреть на него, замечая, как густая тень падает от ресниц на щёки Мирослава, а волосы, рассыпанные по кафтану, стали тёмные. Брови тронула хмурость, а ядовитая ухмылка, которая обычно рисовалась на его лице, исчезла. Не угадывала Влада Мирослава. Теперь княжич мирно и глубоко дышал, погрузившись в сон. Не удивило её, что его сморило быстро. Проклятие Ясыни туго спутывало потоки жизненных сил — Влада чувствовало его нутром.

Она сглотнула, подвигаясь ближе к Мирославу, решая узреть природу наказания. Сейчас, когда княжич расслаблен, это легко можно было почувствовать. Положив ладонь на солнечное сплетение, Влада быстро проникла в глубины его жизненной реки и тут же замерла перед чёрной воронкой, которая, словно почуяв постороннее и чужеродное, тут же подхватила душу начала утягивать вглубь, царапая и пронзая острыми шипами.

Влада вздрогнула и открыла глаза. Вокруг по-прежнему было глухо, и Мирослав так же спокойно спал, не почувствовав ничего. Спросить бы, как долго терзает его проклятие, но не решилась будить. Матушка обязательно исцелила бы его. Она сильная знахарка. Опустившись обратно рядом с княжичем, прижалась к горячему боку, чувствуя сильное тело, пока ещё борющееся с проклятием.

Подобрав полу кафтана, Влада укрыла краешком голые ноги, сомкнула глаза. Поднимающееся от земли тепло грело с одной стороны, с другой грели объятия Мирослава. Вскоре и она провалилась в окутывающую дремоту.

Влада пробудилась от шумного всплеска воды. Обнаружила, что по-прежнему лежит рядом со спящим Мирославом. Осторожно отстранившись, поднялась, прошла к кромке берега. На воде только расходились круги. Сбоку от себя заметила движение и похолодела, едва уже готова была закричать, но, увидев две девичьи фигуры, успокоилась.

Русалки были облачены в длинные, до земли, просторные рубахи с широкими рукавами, мокрые волосы, что золото, струились до колен, на голове у одной был венок из камыша, у другой — белая кувшинка. Девицы приблизились. Голубоглазая красавица с бледной, как речной жемчуг, кожей повернулась голову в сторону, где спал Мирослав, сказала полным грусти тонким голосом:

— Бедная, и как же тебе жить с проклятым? Не жизнь, а мука.

Влада скинула оцепенение, преклонила голову.

— Спасибо, что помогли, не оставили.

— Не нас благодари, а реку. Вобрала она чёрное, теперь мёртвая вода, до следующей весны так будет.

Русалок до сель Влада видела только издали в запруде, но тогда они с подружками Полелей и Купавой таились, подсматривали за ними, как те чесали гребнями драгоценными волосы свои длинные. Их в купальскую ночь невозможно от людей отличить, ведь все девицы в праздник на русалок похожи и мало отличаются друг от друга. Теперь же они так близко — руку протянуть, а говорить с ними и вовсе не чаяла. Видно сильно водицу заговорила.

— Зачем он нужен тебе такой? — обратила на Владу голубые глаза русалка, что в венке из камыша. Постарше она будет своей подружки.

Влада тоже глянула на Мирослава. Верно сказывала нежить — только горе познает она с княжичем. И верно она бы просила их помощи, да только сердце от чего-то буйно застучало, а руки задрожали.

— Неужели люб тебе молодец? — лукаво спросила голубоглазая девица.

— А хочешь, заморочим его, но для того поменяемся мы с тобой ликами? Ты поди не краше меня будешь. Мне то, деве речной, всё проще жить с проклятым. Сердце моё холодно, мне-то всё равно будет, не жаль мне его. На солнышко поглядеть желаю, да средь людей пожить. Давай поменяемся, а за это, что хочешь, проси.

Влада опустила ресницы. Вспомнила свою просьбу Макоши послать ей любовь, и тут-то поняла она, что чары русалии не при чём, не влияют они на неё, потому как сама обавница, и чувства её подлинные, чары эти только на простых людей падают. Иначе заморочили бы её русалки, сгубили, красоту и жизнь Влады выпили, а они разговаривают с ней, как с сестрой родной, не таясь. Могла бы она посох испросить. Если бы знала Влада ещё до свадьбы, что русалки будут предлагать ей заветную силу, а она откажется, посмеялась бы. Но ныне не до смеха ей было.

Ждала любви она, вот и пришёл к ней Мирослав, судьбой ей предначертанный.

— Мой он, не отдам вам и никому более, — ответила твёрдо Влада.

Златовласая русалка, что в венке из камыша, только хмыкнула. А другая вдруг поддалась вперёд и схватила Владу ледяной рукой за запястье, потянула к реке. Кожу так и обожгло стылым холодом.

— Пойдём, искупаешься с нами, — засмеялась озорно голуба младшая.

Влада хотела было вырваться, но другая не пустила, толкнула с берега. Княжна и плюхнулась в омут, распугивая лягушек. Шумно смеясь, русалки обрызгивали Владу водой, тащили всё в глубину. Недаром матушка остерегалась их, проказниц.

— Пусти же, — Влада отчаянно стала отбиваться.

Но куда ей? Русалки только смеялись и всё тянули, играя, дальше от берега, как вдруг разом они выпустили её, отпрянули, погрузившись в воды, так и скрылись, не выплыв более, а от суши всплеск послышался.

— Влада! — тревожный голос Мирослава докатился до её слуха.

Вскоре княжич рядом оказался.

— Мне так и стеречь тебя? Захвораешь же. Не время ты выбрала для плавания, до купальской ночи далеко ещё.

Знать не видел он русалок, и хорошо… Чего же так растревожился?

Выбежав на берег, стуча зубами то ли от страха, то ли и правда от воды холодной, Влада принялась судорожно выжимать косы, как вдруг Мирослав, подступив со спины, обхватил её крепко, сжал в кольцо холодных и сильных, как камень, рук.

— Замёрзла? — спросил он глухо, придвигаясь мокрым телом к телу Влады, от чего лихо побежали мурашки по коже, и сама она устремилась прильнуть ближе к княжичу. А внутри сладостно сжалось возбуждение, разливаясь по рукам и ногам горячей рудой, заставило Владу вспомнить минувшую близость, и от этого совсем взволновалась она.

— Хорошо тут… остался бы ещё с тобой… — заговорил он на ухо. — Но не хочется попадаться на глаза посадским. Да и продрогла поди… к утру холодно будет. Дай только до хором добраться, я тебя… согрею. Или устала?

Влада смолчала, румянясь от слов княжича откровенных. Он не стал мучить её, выпустил из тисков, подобрал с травы кафтан, встряхнул его, сбрасывая листву и ветки, накинул на плечи Влады. Сапоги же не стал брать.

— Пойдём, а то спохватятся, будут искать всем посадом нас, — Мирослав развернулся и пошёл вдоль берега.