Книга Дорогами тьмы - Филиппа Грегори

– Эй! – засопел Фрейзе. – Подожди. Ну погоди ты!

Существо обернулось и, к своему ужасу, Фрейзе заметил, как широкое лицо его медленно расползается в приветственной улыбке. Оно узнало Фрейзе, ободряюще кивнуло ему, явно приглашая продолжить гонку, и ускорило шаг.

* * *

Ночь тянулась изнуряюще долго. Стоя на коленях, Лука наблюдал, как полоска лунного света, просочившаяся сквозь плотно закрытые ставни, неторопливо скользит с половицы на половицу, следуя за путешествующей по небу луной. Порой он брал Ишрак за руку и щупал пульс – робкий, прерывистый, трепетный. Колокольный благовест, призывающий к литургии монахов из соседнего монастыря, проплыл в ночной тишине. Лука вспомнил, как он, совсем еще мальчишка, вскакивал каждые четыре часа ночью с постели и участвовал в богослужении. Наверное, подумал он, стоило бы рассказать Ишрак о студеных зимних ночах в обители, о Фрейзе, который на спевках украдкой совал в его окоченевшие ладони кусок жаркого хлеба, пекшегося только для старших послушников… Но нет, внезапно осознал он, никогда больше ничего он Ишрак не расскажет.

Раз или два он вставал, прохаживался по комнате, смотрел в окно, сделанное из пластинок коровьих рогов, на сад, вдаль, на конюшню, вверх, в хаос теснящихся друг на друге крыш, в высокое небо над головой. Страх за Изольду сжимал его сердце: где она сейчас, все ли с ней хорошо, нашел ли ее Фрейзе, торопятся ли они вдвоем домой? Но какой трагический финал ее похождений, какой страшный удар ждет ее здесь: похороны нежно любимой подруги, верной и преданной спутницы жизни. Как поведать Изольде, что Ишрак скончалась в ее отсутствие, какие подобрать слова, чтобы страстная любовь его к Ишрак не выплыла вдруг наружу. Он умудрился влюбиться в обеих, и одной из них, полный дурак, признаться в любви. Для него, послушника, монаха, это не просто безумие, это грех, тягчайший грех.

Он рухнул на колени у изголовья постели Ишрак и принялся молиться, испрашивая прощения за себялюбие и греховные помыслы. Но как бы истово ни каялся он, его не покидала мысль, что ни один молодой человек, выпади ему ближе узнать Ишрак и Изольду, путешествовать бок о бок с ними, смеяться вместе с ними, поражаться их острому уму и беспредельной отваге, ни за что не устоял бы перед ними. Ни перед Изольдой – прекрасной леди из замка Лукретили, настоящей героиней рыцарского романа, ни перед Ишрак – цельной, решительной и волевой, такой живой и страстной.

Рассветный холод добрался до Ишрак: выстудил ее лицо, шею и двинулся ниже, к самому средоточию ее жизненной силы. Ногти ее посинели. И как ни старался Лука, он больше не мог нащупать ее пульс. Скоро все будет кончено, он это знал. Ткнувшись лбом в ее ледяные руки, он начал молиться за девушку, которую любил, и за ее бессмертную душу.

* * *

То и дело оступаясь и оскальзываясь на темной дороге, Фрейзе тащился вслед за диковинным созданием и Изольдой. Медленно занималась заря, и Фрейзе, к своему удивлению, понял, что ночь миновала, а Существо больше не качает Изольду на руках, а, напротив, теперь они шествуют рядом: одна необъятная лапища Существа сжимает руку Изольды, другая – обнимает ее за талию, подталкивая вперед. Изольда сопротивляется, отбивающие чечетку ноги уносят ее прочь, но Существо настойчиво тянет ее за собой.

Фрейзе, потрясенный до глубины души видом Изольды, влекомой против воли неким Существом, высящимся над нею, будто скала, что есть сил несся за ними, но догнать их никак не мог. Вдруг позади раздался пронзительный звук. Существо замешкалось, остановилось и осторожно повернуло свою огромную голову. Фрейзе очумело нырнул в ближайшие растущие у дороги кусты, прежде чем остановились на нем черные изучающие глаза, прежде чем Существо поняло, что его до сих пор преследуют, и опасливо оглянулся.

Скрипач, свежий как огурчик, приплясывая, бежал по дороге, тускло освещенной догорающим осколком луны, тающей на предрассветном небе, а за ним, вкривь и вкось, растянувшись на добрые полмили, волочились, спотыкаясь в обманчивом холодном сумраке зари, танцоры, силком ведомые неотвязной мелодией скрипки.

Вне всяких сомнений, скрипач пришел за Изольдой, чтобы вновь ее увлечь, чтобы вернуть ее в ряды танцоров. Фрейзе взглянул на нее: она извивалась и выгибалась в медвежьей хватке Существа, будто хотела вырваться на волю, будто – от одной только мысли об этом волосы у Фрейзе встали дыбом – понуждая его присоединиться к танцу, потанцевать вместе с ней. Закусив кулак, чтобы не заорать от ужаса, Фрейзе видел, как она, изящная и прелестная, как и положено леди, приглашенной на бал, покружилась под рукой чудо-юда туда и обратно и присела в глубоком реверансе. Существо взяло ее за руки, будто согласившись пуститься вскачь вместе с ней в деревенской пляске, однако танцевать не стало, а быстро потащило ее за собой, подальше от скрипача и его свиты.

Фрейзе, оказавшись в ловушке между Существом, чьи намерения и желания оставались для него темны, и танцорами, гонимыми вперед безжалостным скрипачом, бросился в спасительную чащу, чтобы там, не видимый чужому глазу, сквозь кусты и дебри прокладывать путь к Изольде. Однако музыка, рыщущая, неотвязная, настигла его и там. Ноги его предательски дрогнули. Он засунул в уши полоски ткани, но впустую. Волнующая разудалая джига накрыла его с головой – он уже не шел, он летел по земле, отбивая такт. Еще немного, чувствовал Фрейзе, и он пустится в пляс, и тогда некому будет спасти Изольду, некому будет спасти его самого, так как никто никогда не узнает, что душою его завладел танец.

Туго-туго затянул он под подбородком тряпицу, плотнее прижимая тканевые полоски к ушам, но напрасно – он прекрасно слышал, как заходилась от радости скрипка, как присоединился к ней бубен и затараторил взахлеб о мире танца, о счастье кружения в паре, о легкой руке, лежащей на плече юноши, о нежном прикосновении мужской ладони к девичьей талии, о невыразимом восторге, когда двое становятся одним целым. Ноги Фрейзе запутались, он покачнулся, ловя ритм, и, сломленный, презирающий самого себя, пустился в пляс.

* * *

Около пяти утра, когда рассветное небо подернулось серебряной дымкой, дыхание Ишрак остановилось. Лука дремал в кресле возле ее постели, и хотя легкие, прерывистые, еле слышные вздохи всего-навсего сменились полной тишиной, он подскочил, как ужаленный.

– Ишрак! – Колени его подогнулись, он ползком добрался до ее постели. – Ишрак, не уходи! Не покидай меня!

Он приложил ухо к ее лицу – ни малейшего намека на самый кроткий, тихий вздох. Он припал к ее груди – ни единого удара сердца. На какое-то мгновение видение Смерти сковало Луку январским морозом. Несмотря на молодость, Лука уже много раз лицезрел лик Смерти, но никогда прежде не терял он верного друга в образе изумительной девушки в самом расцвете сил и молодости, девушки, которая – он в этом не сомневался – была рождена для славных побед над любыми опасностями, для славных свершений. Он видел, как она плыла в кипящем водяном потоке, как стреляла из лука, как искренне смеялась от радости, как смотрела в глаза оттомана-рабовладельца. Он видел, как бесстрашно она улыбалась головорезу с мушкетом. Но как она умирала, он не видел еще никогда.