Книга Подозреваются все - Светлана Алешина

Представляю, каково сейчас этому К.! Ведь его друзья и знакомые не знают о его невиновности! Хотя настоящие друзья не бросят его и в патовой ситуации. Таким образом он поможет следствию и проверит свое окружение на верность.

Я позвонила в больницу, куда отвезли Наташу. Мне сказали, что состояние пострадавшей тяжелое и к ней никого не пускают. Ладно… отложим ее опрос на некоторое время.

– Виктор, ты не мог бы попозже съездить к Кузнецову домой и опустить ему письмо в почтовый ящик? – спросила я. Фотограф кивнул.

– А что за письмо, Ольга? – поинтересовался Кряжимский.

– Узнаете позднее, Сергей Иванович.

Кряжимский обиделся – его задело, что я что-то скрываю. Но сказать, что задумано, я пока не могла, иначе пришлось бы, как всегда, выслушивать шквал уговоров и нравоучений.

Дело было в том, что я решила применить на практике свой метод провоцирования подозреваемых. То, что придумал Здоренко, конечно, хорошо, но это вовсе не означает, что настоящий преступник сразу объявится. Да и зачем ему объявляться – подержит денежки полгода, а потом начнет тратить потихоньку. Эти сомнения я не стала высказывать Здоренко, наверное, он и сам об этом думал.

Мы поступим по-другому. Нас не столь интересует вопрос, кто ограбил квартиру Кузнецова, как сам Александр Александрович. Зная возможную причастность депутата ко многим грязным делам, мы отправим ему письмо, в котором напишем о том, что мы знаем о них. Письмо, естественно, анонимное. В конце письма потребуем денег за молчание и назначим время и место встречи. Это побудит депутата к действию по уничтожению улик – тут мы его и накроем.

– Сергей Иванович, – обратилась я к журналисту, – вы не могли бы помочь мне в одном деле?

– В каком? – осторожно спросил старый журналист, еще не забывший обиды.

– Нужно на время отвлечь Кабальцева. Сейчас Виктор поедет отвозить письмо и, я думаю, найдет старика где-нибудь поблизости. Когда они приедут, ваша задача будет заговорить Никифора Олеговича. Придумайте что угодно – введите нового фигуранта, скажите, что мне угрожают и я скрываюсь. Главное, чтобы он на время отстал от депутата.

– Ясно, – горестно покачал головой Кряжимский, – ты ищешь приключений на свою голову и не хочешь, чтобы тебе мешали.

Текст письма, напечатанный мной, был следующим: «Уважаемый Александр Александрович! Нам известно о вашем участии в ограблении инкассаторской машины и убийстве вашего подельника – Семена Семеновича Редьки. Также мы осведомлены о вашей попытке убить девушку в туалете. Имеются доказательства вашей вины – видеопленка с записью. Если вы не хотите, чтобы она попала в руки милиции, вы принесете завтра, в шесть часов вечера, на перекресток улиц Астраханской и Соколовой десять тысяч долларов. К вам подойдет человек и обменяет деньги на кассету. Надеемся, что эта смешная сумма не заставит вас делать глупости».

Передав это дерзкое послание Виктору, я задумалась: а что бы я сделала на месте депутата, окажись в подобной ситуации? Тут мне стало страшно. Если депутат на самом деле виновен, то он попытается убить шантажиста. Да, заварила я кашу! Но делать нечего, придется расхлебывать.

Я вышла из здания редакции и села в свою машину. Отъехав со стоянки, я остановилась в переулке неподалеку. Мне нужно было убедиться, что Виктор привезет с собой Кабальцева. Ждать пришлось недолго – машина Виктора пронеслась мимо меня, в ней сидел и Никифор Олегович.

Надеюсь, что депутат не проверяет свой почтовый ящик каждые пятнадцать минут. Мне нужно было заехать домой для перевоплощения – Кузнецов слишком хорошо запомнил мое лицо.

Молодиться было труднее, чем стариться, поэтому я снова напялила парик, который еще не успела отдать Серафиме Наумовне. Теперь депутат не узнает меня, даже если увидит в машине.

Подъехав к подъезду его дома, я приготовилась к долгому ожиданию, вспомнив, что так и не дождалась сведений от Кряжимского. Интересно, неужто Кузнецов способен действовать своими руками? Есть ли у него телохранители или он предпочитает самостоятельность?

Пока же я решила перекусить и подошла к палатке, в которой торговали шаурмой и гамбургерами. Мне вдруг стало смешно – в России не сыщешь русской пищи! Кавказская, американская, всякая другая, но только не наша. Купив блинчик с мясом, красиво зовущийся шаурмой, я опять заняла позицию для наблюдения.

Через час, когда у меня уже затекла спина от сидения, пришло наконец избавление: из подъезда выбежал Кузнецов собственной персоной – его лицо было взволнованным. Он пересек улицу и пошел на территорию соседней стоянки. Через минуту оттуда выехал большой джип.

Я тронулась за ним. Действительно, депутат предпочитал самостоятельность – за рулем он сидел сам. Теперь главное не отстать – трудно «Жигулям» тягаться с импортной машиной! К счастью, Кузнецов не лихачил – ехал строго по правилам, никого не обгонял и не подрезал. Он несколько раз повернул, прежде чем мне стало ясно, что он едет в сторону Заводского района.

Джип остановился, выпятив вперед свою надменную морду. Мужчина вышел из него и пошел к частному дому невдалеке. Я огляделась. Место было малоприятным: в переулке, куда мы свернули с главной дороги, слева тянулся высокий бетонный забор какого-то завода, а справа сплошная поросшая бурьяном обочина. Дом, к которому направился Кузнецов, был тут единственным. Удивительно, как эта избушка на курьих ножках сохранилась!

Когда Кузнецов зашел в дверь, я выскользнула из машины и пошла в обход дома, окруженного рассохшимся деревянным забором: может быть, мне удастся увидеть того, к кому пришел депутат. Я с трудом пробиралась сквозь разросшиеся разлапистые сорняки, которые в эту пору в Тарасове выше человеческого роста. Подойдя с тыла, я нашла одну расшатанную доску, осторожно отодвинула ее и пролезла в узкую щель.

Тут царил мирный деревенский пейзаж – по двору ходили куры, сушилось белье на веревке. Чудесный у нас город – рядом с небоскребами такие вот медвежьи углы. Я подкралась к небольшому окошку, неплотно прикрытому ставнями, и прижалась глазом к щели. Внутри было темно, не видно ни зги. Надо подождать, когда глаза привыкнут к темноте.

Внезапно сзади что-то скрипнуло. И не успела я обернуться, как меня обхватили чьи-то руки, прижали к лицу вонючую тряпку. Пытаясь вырваться, я судорожно вздохнула через ткань. В глазах моих заплясал хоровод цветных искр, и я провалилась в черную яму.

…Когда же открыла глаза, увидела над собой низкий дощатый потолок. Я у бабушки в деревне?.. Сейчас пойду к ней в комнату, она небось сидит и смотрит телевизор. Я попыталась встать, но что-то мне мешало. Снова дернулась – опять не вышло. И тут с удивлением увидела свои связанные руки, вспомнила слежку, вонючую тряпку. Меня пронзил страх – в такой переделке я давно не бывала. Тряпка была пропитана скорей всего хлороформом, из-за него-то я и забыла, где нахожусь. За стенкой послышались голоса. Я прислушалась.

– Я сразу заподозрил эту бабу, Саныч, – говорил низкий басовитый голос.