Книга Полет гарпии - Робин Хобб

– Ну и?.. – спустя некоторое время подтолкнула его Ки, нарушая затянувшееся молчание.

Ларс поднял на нее полные муки глаза:

– Мне очень тяжело говорить об этом… Руфус хотел пойти к тебе сам, но я его удержал. Уж если наказывать тебя таким образом, будет лучше, если это сделаю я. Я не хочу быть жестоким с тобой, но вчера ты нанесла нам страшный удар, и я должен показать тебе рану. Как я уже сказал, ты отгородила нас от гарпий. Это значит, что по твоей вине нам предстоит полоса одиночества. Никто из нас не сможет видеться с мертвыми до тех пор, пока размышление и покаяние не очистят наши души от чувств, которыми ты их осквернила. Кое для кого из нас это, верно, растянется надолго. Другие, как та девчушка, будем надеяться, скоро позабудут и исцелятся. Понимаешь, пока я полностью не уверился, что очистил свой дух от твоих воспоминаний, я не смогу посетить гарпий и повидаться ни с отцом, ни с бабушкой, ни с дедушкой. Тот ужас, отвращение и гнев, которые ты питаешь к гарпиям за их деяния, – все это воздвигает между мною и гарпиями непреодолимую стену. Я-то, может, без этого как-нибудь проживу. И Руфус проживет, и другие. Но моя мать – совсем другое дело. Мы и сами не знаем, как часто она приносит жертвы, чтобы еще раз свидеться с отцом. Это, конечно, сказывается на овечьих отарах, и время от времени я вижу в глазах Руфуса ярость, когда он недосчитывается то лучшей овцы, то пухленького ягненка. Но мы не говорим ей ни слова. Мама стара, а для старых людей обычаи значат особенно много. Теперь ты сама видишь, что ты наделала. Мой отец умер много лет назад, но только теперь он для нее ДЕЙСТВИТЕЛЬНО умер. Стал недосягаемым. Она не может вызвать его, не может на него опереться. Те чувства к гарпиям, которые ты нам внушила, отняли у нас право на их волшебство. Вчера в пылу гнева кое-кто договорился до того, что ты заново убила для нас всех наших мертвых. Оттого, что Свен и дети мертвы для тебя, ты сделала то же и с нашими усопшими…

Ки устало и медленно подняла голову. Она не плакала, но в глазах ее было столько горя, что Ларсу невольно подумалось – этого не смыть никакими потоками слез.

– Теперь все? – бесцветным голосом спросила она. – Или потом выяснится, что я сотворила что-то еще?

– Есть еще одна причина, по которой мама так носится с Обрядом Отпущения, – медленно и неохотно, так, будто слова липли к языку, проговорил Ларс. – Души, освобожденные Обрядом, вольны отправиться в рай… в лучший мир. Те же, что не изведали Отпущения, обречены скитаться по этому миру. Бездомные, одинокие, они вечно бредут сквозь холод и тьму. Вчера она долго плакала по Свену и малышам…

– Этого уже не поправить, – сказала Ки.

– Это будет заживать очень долго и медленно, – ответил Ларс. – Ты причинила нам величайшее зло.

Он взял ее за руку, пытаясь облегчить боль, которую благодаря ему она испытывала.

– Уже не поправить, – повторила Ки. – Такие раны, даже зажив, оставляют страшные шрамы… – Она потихоньку высвободила руку. – Знаешь, мне, наверное, лучше уехать. Я не хочу, чтобы ты считал это трусостью, Ларс. Если хоть кому-нибудь полегчает оттого, что я останусь и буду приносить извинения, – я останусь. Но мое пребывание здесь обернется постоянным стыдом для Руфуса и мучением для твоей матери. Лучше будет, если я уеду и не буду мешать вам… исцеляться.

Ларс потупился. Зачем-то поднял руку ко рту и только тогда сказал:

– Я так и знал, что ты захочешь уехать. Вот только ни матери, ни Руфусу это не понравится. Их очень заботит, как все выглядит со стороны. Я – другого мнения. И по гораздо более серьезной причине. Дело в том, Ки, что мой народ… он не привык сносить обиды от чужаков. Вчера им нанесли великий ущерб, и они захотят поквитаться. Им нужен будет кто-то, на ком можно сорвать зло и на кого возложить вину за недовольство гарпий. А рассердятся гарпии непременно, ведь все то время, что нам придется воздерживаться от жертв, они станут хуже питаться. Мы ведь не только одно из самых многочисленных семейств долины, но мы поколениями еще и жертвовали крылатому народу куда щедрее прочих. Им будет не хватать наших подношений… Хотел бы я, чтобы ты осталась, Ки. Чтобы ты мирно жила здесь, среди нас. Но подумай сама, кто поручится теперь за твою безопасность? Мой разум говорит одно, а сердце – другое. Оно мне подсказывает, Ки, что тебе необходимо уехать. Причем как можно скорее. Сегодня же ночью. И – тайно. Не говори о своем намерении никому. Гони изо всех сил и лучше всего направься в Карроин. Туда ведет отличный большак, широкий и ровный, как раз то, что надо для быстрой езды. Не останавливайся ни в коем случае. Я позабочусь о том, чтобы как следует снарядить твой фургон. Я потихоньку сделаю это в течение дня… Почему я? Потому, что за тобой будет следить слишком много глаз. Повторяю, не говори никому! И Коре с Руфусом в особенности!

С этими словами Ларс поднялся. Ки осталась сидеть. Ее сердце билось медленными, болезненными толчками. Голова шла кругом. Меньше всего ей хотелось уезжать тайно, удирать, подобно нашкодившему ребенку. Ей так нужно было обелить себя в их глазах. Заставить понять, что она вовсе не желала им зла…

– Не говори никому! – еще раз предостерег ее Ларс. – Кора сделает все, чтобы уговорить тебя остаться, не думая, чем это грозит ей самой. Жена Свена должна чувствовать себя в ее доме как родная дочь, а остальное – дело десятое. В том числе и ее собственная безопасность. А сколько народу было против вашего брака со Свеном!.. Каждый из них теперь вовсю языком болтает…

И Ларс зашагал прочь, оставив Ки наедине с захлестнувшим ее чувством грозящей беды.

5

Зябкий холодок прополз по спине Ки и постепенно охватил все ее тело. Как ни натягивала она одеяло, как ни закапывалась в пухлый тюфяк, спастись от него не удавалось. Тогда она кое-как продрала глаза и увидела, что Вандиен уже стоит около лавки и скребет пальцами жесткую бороду.

– Светает, – негромко сказал он, видя, что Ки зашевелилась. – Пора в путь.

Ки потянулась, разминая так и не отошедшее после вчерашнего тело, и боязливо высунулась из-под мохнатого одеяла. Даже внутри кабинки чувствовалось, как окреп снаружи мороз. Казалось, гигантская рука медленно сжимала фургон в ледяном кулаке. Ки торопливо натянула теплый плащ. Вандиен потянулся мимо нее к постели, забрал свой и накинул на плечи.

Ночь принесла не только мороз, но и ветер; было слышно, как он шумел и посвистывал в устье каньона. Колею, проложенную с вечера, почти совсем занесло. Серые жались друг к дружке, забившись между фургоном и скальной стеной. Оба стояли с опущенными головами, лишь ветер шевелил подрезанные хвосты. Вандиен поглубже надвинул на лицо капюшон и плюнул на снег.

– Вот незадача! Только ветра нам для полного счастья и не хватало!..

Ки обвела небеса наметанным взглядом.

– А может, ветер нам как раз и поможет переправить фургон…

Она таинственно улыбнулась Вандиену и легко соскочила с подножки. Сигурд приветствовал ее тонким, пронзительным ржанием. Кони отнюдь не пришли в восторг оттого, что с них стащили теплые попоны и одеяла. Ки утешила их небольшой порцией зерна и стала помогать Вандиену грузить оставшиеся дрова. Их оказалось не так-то и много. Вандиен выделил всего одно полено на то, чтобы оживить вчерашние угли и вскипятить котелок. Люди позавтракали одним пустым чаем; холодный воздух студил кружки прямо в руках. Они без промедления свернули лагерь: Вандиен подносил вещи, Ки упаковывала. Кожаная упряжь одеревенела от мороза так, что ремни с трудом вправлялись в обледенелые пряжки. Сигурд долго упрямился и мотал головой, не желая брать в рот промороженное грызло, потом все-таки сдался и мрачно притих.