Книга Блабериды - Артем Краснов

По моим прикидкам, Азамату Ирековичу было лет семьдесят, но выглядел он, как только что с консервации, свежим и энергичным. На нем были трико и плотная клетчатая рубаха. Торс его казался гораздо крепче ног. Выйдя ко мне, от схватил пустую бочку, стоявшую на тропинке, и легко, будто картонную, отшвырнул в траву. Бочка издала глухое воб-воб и покатилась.

Азамат Ирекович пригласил меня в дом, изнутри похожий на квартиру, светлый и пахнущий бытовой химией. За столом с липкой скатертью красивая внучка налила мне чай с молоком из огромного пестрого чайника и поспешно выставила на стол варенье из еловых шишек. На меня Альбина глядела с любопытством, но боялась деда, поэтому скоро исчезла. Хорошо отделанную кухню портили безобразные ленты с гроздьями прилипших мух. Азамат Ирекович то и дело ловил муху и стряхивал в стоящее у его ноги ведро; движения его казались не быстрыми, но удивительно точными.

Тёмные глаза смотрели на меня твердо и с недоверием. Сев напротив, дед несколько раз переспросил «с какого я издания». Слово «сайт», равно как название «Дирижабль», ему ни о чём не сказали. Возможно, он заподозрил во мне самозванца, держался сухо, но на вопросы отвечал.

Говорил Азамат Ирекович почти правильно, но с сильным присвистом, поэтому все шипящие у него звучали, как нечто среднее между ш и щ.

— Да, болеют, как не болеть, смертность на 32% выше чем по региону. Это официальные данные. Неофициальные — 50%. Вот приезжает комиссия, у всех поголовно берут кровь. Кровь взяли и увезли. Зачем брали? Говорят, санинспекция. Проверяют на вирусы. На бактерии всякие. Результатов не присылают. Мы запросы направляли. В Минздраве областном отвечают, мол, раз не присылают, значит, нет ничего. Не нашли. А смертность тут высокая, вот детишек взять — из пяти только четыре доживаю до совершеннолетия. Вот такая тут смертность.

— Ну а причины? От каких болезней умирают?

— А кто знает? От разных. У Сумских в прошлом году умер Лёнька, жил-жил парень, вдруг кровью начал ходить, кашлять. Повезли в райцентр, там говорят — язва желудка, срочно операция. Отправили его к вам в город, там говорят — с легкими что-то. Начали лечить от легких. Он через два дня умер в больнице. Тётке его родной выдают справку о вскрытие. Там причина смерти — острая сердечная недостаточность. От какой болезни? Думаю, рак это. Метастазы.

— Ну вы же здесь были, когда комиссии приезжали. Какое мнение сложилось? Вам же как-то объясняли?

— Ничего не объясняли, — старик сделал жест, будто срубил ладонью дерево. — Сами догадались. Гептил это. Ракетное топливо. Гептил. Очень токсичное вещество. Здесь вагоны шли туда, на «девятку». Цистерны специальные, под высоким давлением. Ставят в тупик эту цистерну, а из неё давит гептил. Запах у него такой особый, неприятный. А может, авария была: мы же не знаем. Гептил теперь везде, в почвах, в растениях, воде. Гептил на детей больше действует. Генетический код меняет. А признавать никто не хочет. Признать, значит, переселять надо. А тут ещё не так давно тысяча дворов была. Вот и думай, как тысячу дворов переселить. Это, знаешь, не улицу построить. Это целый район надо. Вот и ждут, пока вымрут все. Была тысяча дворов, а сейчас и 300 не наберется. Останется пять дворов — тогда и переселят. В морг сразу.

— Простите за нескромный вопрос. А у вас есть в семье примеры… Ну кто-то болеет, может быть?

— Тут в каждой семье есть примеры. Дочь моя пять лет назад… Ты вон если интересуешься, на обратном пути на кладбища наши загляни, их тут четыре. На северном выезде увидишь лесок справа за мостом, там сразу кладбище. Это новое самое. Даты рождения и смерти погляди. Посчитай.

Азамат Ирекович хоть и говорил о вещах крайне болезненных, выдержки не терял; привычка докладывать по существу сохранилась у него с председательских времен, и лицо оставалось нейтральным, будто парализованным.

Уходя, я заметил тень его внучки, которая промелькнула в дальнем конце коридора. Внучка показалась мне красивой.

По третьему адресу был дом, низкий и очень захламленный, из которого хотелось сразу выйти. В узком коридоре бок о бок с холодильником стояла стиральная машинка, оставляя лишь узкий проход. В коридоре пахло, будто здесь просушили множество использованных подгузников.

В доме жила Дарья Дмитриевна. С порога я услышал её крик: «Кто там?». Когда я представился, она разочарованно пригласила меня внутрь. Она ждала почтальона.

Дарья Дмитриевна ходила плохо и только по нужде. Широченное тело занимало почти весь диван. Глаза заплыли от полноты и покраснели. Она необычно моргала, щурясь как бы сразу всем лицом, и от её прищура из глаз выливались слёзы. Они замирали на её полных щеках, как нерешительные щенки. Она смотрел в окно и тяжело водила рукой, показывая:

— Яблоню сестра сажала, умерла сестра. Рябину мать сажала, мать тоже умерла. Дуб дальше отец сажал, отца нет давно.

Она всхлипывала. Голос её был жалостливый и высокий, словно маленький боязливый человечек жил в глубине большого скафандра. Мои вопросы растревожили её.

— Я же племянницу на лето сюда звала. Говорила, у нас тут такие края, такая чистота. Не то что в вашем городе…

Слёзы душили её. Год назад у племянницы диагностировали рак костного мозга.

— Тут всё сразу, всё сразу, — всхлипывала она. — Тут правды не найдёшь.

Она приподнимала подол грязной юбки, как театральные кулисы, и показывала похожие на кегли ноги, почти нормальные в районе лодыжек, с распухшими огромными коленями. Кожа её напомнила желтоватую свечу. Поверхность вскрывалась язвочками, прижженными зелёнкой.

— Ноги отказывают, — жаловалась она. — В прошлом году брат жив был, помогал брат, а теперь умер.

От брата тоже осталось дерево — тополь. Он хоть и не сажал его сам, но любил очень и спас как-то от пожара, который по неосторожности устроили мальчишки. Тополь рос у реки. Из окна Дарьи Дмитриевны его видно не было.

— Поедешь, посмотри, жив ли тополь? — просила она.

У неё тоже брали кровь и направляли два раза в санаторий. Гипотез Дарья Дмитриевна не строила. Ей хватало своих забот.

— Сахар у меня 17. Диабетик я, — жаловалась она.

Всё же Дарья Дмитриевна сообщила интересную подробность: когда в Филино кто-то тяжело заболевал, его направляли в район или в город и меняли прописку на временную, якобы для упрощения оформления в больнице.

— Как говорили: вот палата, самая лучшая, но только для городских. А мы вас оформим временно как городскую, и будете лежать. Ну а что делать — лежали. А место рождение нам тоже всем ставили Нечаево; своего-то роддома тут не было никогда.

Так, вероятно, размывалась статистика смертности в Филино.

Уходя, я прикрыл за собой дверь и услышал за спиной шумный вздох, после которого наступила такая тишина, что я невольно вернулся и заглянул в комнату. Дарья Дмитриевна неподвижно смотрела в окно.

На выходе из её дома меня перехватил тракторист Мирон. Его трактор стоял возле моей машины и перекрывал путь. Сам Мирок курил рядом и был настроен поболтать или пособачиться.