Книга День Суркова - Александр Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, я помогу тебе, — сказала Эльза после продолжительной паузы.
— Каким образом?
— А какая разница? Я помогу тебе это выяснить, а ты уж сам решай, нужно оно тебе или нет.
— Думаешь, когда я узнаю…
— Убеждена.
Сурков почти сразу забыл о разговоре. Он был уверен, что Эльза дала обещание сгоряча и вскоре о нем позабудет, но все оказалось совсем не так.
Прошло несколько недель, Сурков занимался обычным для себя делом, разбирая проблемы Дъяволнета, когда к нему подбежал Кир.
— Чувак, к тебе телка приперлась.
— Какая телка? — не понял Сурков.
— Классная телка! У нас в комнате! Вали, чувак, не раздумывай, если мне оставишь — я не обижусь.
— Она что-нибудь говорила?
— Да зачем ей говорить, у нее все на лице написано.
Сурков, чувствуя неладное, кинулся по коридору. Запыхаться от бега он не мог, но неприятное волнение наполняло душу.
— Стой, — сказала Эльза, увидев Суркова, — не приближайся.
— Почему?
— Не задавай вопросов, у нас мало времени.
— Что случилось? — недоумевал Сурков.
— Слушай меня и делай, что я скажу. У тебя возле ноги лежит ампула, раздави ее.
Сурков недоуменно посмотрел вниз.
— Действительно, — он послушно наступил на белый цилиндр, с характерным звуком превратившийся в кляксу.
— Это любовь, — сказала Эльза, — сейчас ты заразишься.
— Что? — глупо спросил Сурков.
— Это вирус, я его украла.
— Ты украла? Где?
— В лаборатории, — тихо сказала Эльза. — Там авария, утечка шизофрении. Нам привезли одежду на дезактивацию, иногда такое случается. Один из чертей забыл в кармане ключи. На брелоке был написан отдел и номер комнаты.
— И ты туда пошла?
— Пошла, — кивнула Эльза.
Сурков почувствовал слабость в ногах, его колени мелко задрожали, а тепло стало разливаться по душе.
— Ой, Эльза, со мной что-то происходит, — Сурков неуклюже сделал шаг вперед.
— Стой, не подходи ближе.
— Почему?
— Я могла подцепить шизофрению.
— Что это значит?
— Сейчас ты вознесешься.
— Я?!
— Да, твоя душа очистится, и ты попадешь в Рай. А там информация более открыта, там никто тебя не будет просить обгореть. Там ты узнаешь что хотел.
— А ты?
— Если я не заразилась — сделаю то же самое.
— А если заразилась?
Сурков заглянул в глаза Эльзы, испуганные и подернутые стеклянной пеленой. Он не видел в них ничего, что могло бы напоминать жизнь.
— Нет, — Сурков решительно шагнул ей навстречу и понял, что не идет, а медленно плывет в воздухе. Ощущение было невероятно приятным, и Сурков на секунду обо всем забыл. — Эльза, я лечу!
Эльза уклонилась от Суркова, пересекла комнату и встала на то место, где лежали остатки ампулы.
— Не подходи, прошу тебя, — ее голос дрожал, и было очевидно, что она боится.
— Я не оставлю тебя! — Сурков развернулся и полетел в обратную сторону.
Он не рассчитал своей траектории, и когда Эльза присела, прошел выше неё.
— А это непростое дело! — удивился Сурков.
Он еще раз развернулся и попытался спланировать к Эльзе, раскинув руки как крылья, пытаясь уйти к земле, обнять, успокоить, дотянуться, дотронуться. Тщетно. Все его попытки заканчивались очередным взлетом. Это длилось, пока Сурков уверенно не встал на потолок. Ад перевернулся, и теперь Эльза свернулась калачиком в вышине. Ее била дрожь, душа быстро теряла прежнюю форму.
— Эльза, — крикнул Сурков, — Эльза, я тебя не оставлю!
Сурков попытался подпрыгнуть, но вместо этого ноги по щиколотку увязли в потолке.
— А-а-а! — Сурков неуклюже размахивал руками, погружаясь в горную породу.
Очень скоро он увяз по колено, по пояс и вот уже одна голова мотается из стороны в сторону.
— Эльза! — в последний раз крикнул Сурков, и порода сомкнулась над головой.
Он инстинктивно закрыл глаза и только слышал хруст и шелест, его обдало теплом, под ногами что-то чавкнуло. Раздался оглушительный удар грома.
Сурков падал в серую вату кучевых облаков ногами вниз, но только внизу теперь было небо. Над его головой, покрытая ровными прямоугольниками полей и нитками дорог, раскинулась поверхность Земли: цветная, настоящая, не похожая на то, что видел Сурков на протяжении последнего времени.
«Как красиво», — подумал Сурков. Его душа сжалась от любви и боли. Он ощутил, что теряет что-то очень важное, то, без чего не смог бы обойтись при жизни и без чего не сможет после нее. Чем дальше он улетал от Земли, тем тягостнее становилось на душе, тем невыносимее было одиночество. «Как же так? Что же я теперь буду делать? Что же будет с ней?»
Сурков был далеко, когда его ноги погрузились в вату тумана, спружинили о белый парок, и вот уже его душа подминает под себя облако. Туман рвется, трещит и разлетается белыми брызгами, превращается в воду, покрывает Суркова пленкой воды. Его ломает пополам, неведомая сила немилосердно вдавливает в мякоть облака. Сурков, словно гвоздь, пробивает стопку газет, вылетает с противоположной стороны, падает дальше. Его полет значительно замедляется, падение не такое стремительное. Сурков различает стайку перистых облаков, нежно светящихся розовым неоном. Он пытается спланировать к ним, и это удается. Подлетая ближе, Сурков видит фигуру человека, одетого в белую тогу. Он стоит на тыльной стороне облака, головой к Земле, но не падает и даже ни за что не держится. А за что здесь держаться? Нет ничего, кроме розового тумана.
Сурков подлетает к человеку и плавно садится рядом.
— Я вас жду, — говорит человек в тоге.
— Зачем? — спрашивает Сурков.
Ему больно, и он не хочет ни о чем говорить или думать. Он смертельно устал, единственное место, где бы он сейчас хотел оказаться, это раскаленная сковорода на трехсотом уровне Ада.
— Вы устали. Вознесение не самое простое занятие, поэтому я буду вас сопровождать: все вам покажу и расскажу.
— Мне нехорошо, — пожаловался Сурков.
— Понимаю, сам через это прошел. Тем не менее у вас есть повод для удовлетворения.
— Понимаете, я там оставил… — Сурков показал пальцем вверх. — Там мой ангел. Как мне туда?
— Вы только что прилетели, — добродушно похвалила неизвестная личность. — Мой вам совет: отдохните, наберитесь душевных сил. А потом будет видно.
Сурков упал в мокрую вату облаков, разнеженную теплыми солнечными лучами. Он ждал, когда душевная боль его оставит, или по меньшей мере ослабеет, но время шло, а лучше ему не становилось.