Книга Война и люди - Василий Песков

А днем сидим по окопам. В последнее время ведем истребительную войну со вшами. Думаю побрить голову — все же меньше будет для них убежища на исхудавшем солдатском теле.

Утром, когда всякое движение прикрывается туманом, ходим к Дону за водой, запасаемся на весь день. Вода медленно-медленно течет куда-то вниз. Иногда плеснет рыба, свистнет в воздухе кулик или плюхнет о воду пуля…

Иногда встретишь друга, которого давно не видел, поздороваешься: «Жив, Николай! Здорово друг…» Радостно на душе становится, разговоришься, вспомнишь что-нибудь хорошее или плохое, пережитое вместе. А потом он уходит в одну сторону, ты – в другую, и думаешь: «А встретимся ли еще?…»

7–8 сентября

Три ожесточенные атаки, которые мы отбили. Много раненых. Нарушилась почтовая связь, так что сразу получил три письма. Отправляю свои. Конверты я приспособился склеивать мылом или хлебом — хорошо получается! Вечером лил дождь. Сейчас, в 12 дня, тепло. От наших плащ-палаток столбом поднимается пар, сушим портянки.

Видел вчера автоматчиков, приданных нашему полку. Они шли гуськом по мокрой земле в плащ-палатках. Подумал: им бы еще читать «Пионерскую правду». Я и сам, правда, такой же желторотый, как эти ребята. Но я уже пообстрелян…

Ночью произошли события, которые в сводках обычно изображаются так: «После ожесточенных боев с превосходящими силами противника, в ходе которых противнику нанесены значительные потери, наши войска отошли на новые позиции…»

13 сентября

В последнее время непрерывно кочуем с места на место. Остановились — сразу роем блиндажи и окопы. Все мы настолько привыкли к окопам, что, когда оказываешься один в поле или в деревне, становится как-то не по себе — все думаешь, куда спрятать голову.

Самоснабжение идет полным ходом, как у лесных зверят. Идешь по лесу и видишь, как ребята варят тыкву, картошку, лопают зеленые помидоры. Это все — дополнение к пайку (800 граммов хлеба, 80 граммов крупы и 20 граммов сахара в день). Но увы! На окрестных плантациях картошка подходит к концу. И самое главное — нет соли. Мне доверили хранить крошечный мешочек с солью. Но кто-то его «одолжил». Взводный от злости чуть меня не пристукнул.

Многих товарищей и друзей уже нет в живых, уже не увидишь их. Печально глядеть на треугольные письма к одному из них. Пишет девушка. А парня уже три недели нет на земле…

16 сентября

Холодно. Ночью кутаюсь в плащ-палатку, однако прохлада заполняет все лазейки и щиплет, щиплет… У меня на левой руке пристроился здоровенный чирей, от которого рука неистово ноет. Надо бы перевязку, но нечем. Есть один индивидуальный пакет, но я храню его для более важного случая. В ротах один пакет выдают под расписку на пять бойцов, однако это не так уж важно.

Запасаемся теплой одеждой. В огнеметной роте я видел ребят с огромными вещмешками, а иные несли под мышкой валенки и полушубки. Невиданное богатство! Дошло до того, что наш капитан вызвал их командира для уточнения: что это за армия и откуда все это?

Регулярно получаем газеты — местные, фронтовые и центральные. Узнали, что дела на Кавказе неважные…

Я по-прежнему нахожусь во взводе ПВО. По штату нам полагается три грузовых автомобиля и три крупнокалиберных зенитных пулемета. Но пока мы имеем только «максим» с зенитным прицелом. Все время бои. Из 15 ребят осталось лишь 7 человек.

27 сентября

Теперь нас двое всего. Случись что-нибудь — взвод ПВО перестанет существовать. Живем на волоске от возможных событий, но все же мы двое — пока по-прежнему взвод.

Недавно по заданию командира полка, майора, был в тылу. В 40 километрах от фронта в селе слушал воронежских артистов. Какое-то чудо! Исполнялись «Турецкий марш» Моцарта, «Неаполитанская песня» Чайковского. Этот день вспоминаю все время. Подымается дух, сердце наполняется верой в победу и в возможность остаться живым в этой войне…

Раздобыл 12 открыток, а то хоть на лбу пиши. В один батальон пришло письмо, написанное на березовой коре! Искусство или трагедия?..

Сегодня прозевали немецкий самолет. А могли бы сбить. Тут под бомбами испытываешь радость, которую описать невозможно, когда видишь, как падает с дымным хвостом «юнкерс».

Странно. Вернулось почти летнее солнце. Из трещин в соснах, раненных осколками, вытекает живица. Капля медленно набухает, увеличивается в размерах. И срывается в бездну — падает мне на бумагу или на землю возле пенька. Наверно, и жизнь наша как эта капля живицы…

Регулярно получаем газеты и письма. Но нашему взводу газету не дают — «вас всего двое». Прочел вчера о делах в Сталинграде. Тревожно. Кто думал, что немцы пройдут до Волги…

…Кончается карандаш. Еле в руках держу, а где добыть новый, ума не приложишь.

5–8 октября

Жить начинаем заметно богаче и домовитей. Расширили блиндаж, обшили его досками, сделали пол, поставили печку.

Интендант искал даже бочки для огурцов. Меня очень интересует учебник немецкого языка. Можно ли получить его по почте?

Скоро пойдем в баню – это как праздник.

10 октября

Печальная история с пополнением — вчера утром дали нам человека, а к вечеру отобрали и направили в 3-й батальон. Дело плохо.

В соседнем хуторе, где находятся наши тылы, заготавливают сено и просяную солому на зиму, солят капусту, сооружают блиндажи для лошадей. Крестьяне вскапывают поле лопатами и засевают. Как ни трудно, но люди держатся.

11 октября

Вчера получил два письма, одно с запасом бумаги. Богатство! Нашим ребятам по почте приходит иногда бандероль с тетрадями, свернутыми в рулончики, а одному даже газета на армянском языке приходит из Еревана.

Решал сегодня задачу по полету снарядов в воздухе и пришел к уравнению. Можно ли его решить? В письме сделал запрос своим университетским преподавателям. Надо сбивать самолеты…

14–16 октября

Готовились к зимовке на Дону — и вдруг ночью снимаемся с фронта и совершаем тяжелый сорокакилометровый переход.

Страшно устал.

Главное – пулемет. Пока уложили его на подводу, изрядно набегался, ругался, вел переговоры со всеми лицами, начиная от рядовых и кончая майором. В ближайшую ночь, наверно, будем грузиться в эшелоны. Разнообразные толки. По пайку судя, будем ехать не менее восьми суток.

18 октября

Станция Обловка в 100 километрах от Тамбова. Пока ехали, за окном видел разрушенные постройки, воронки от бомб, развороченные пути…

Сейчас сижу в комнатушке у дежурного станции. Невольно слушаю нехитрые разговоры. Сюда, на станцию, возят сахарную свеклу – продукт величиной с морковку. По воронежским и тамбовским степям переезжаем, кажется, на другой фронт.