Книга Врачебные тайны дома Романовых - Борис Нахапетов

Оставаясь целый день во дворце (19 февраля. — Б.Н.), я ещё раз ходил в кабинет покойного государя… И что меня поразило: я нашёл его черты совсем изменившимися. Утром, то есть несколько минут после смерти, я заметил на лице государя выражение утомления и страдания, вечером, напротив, я застал на лице спокойное, с той улыбкой, которая придавала при жизни Николая Павловича особенную прелесть его правильным чертам.

…Я положительно утверждаю, что я никогда не видел ничего прелестнее, прекраснее лица государя вечером 19 февраля, то есть за несколько часов до той минуты, когда, предоставленное неопытным врачам, тело покойного было обезображено, а лицо искажено неудавшимся бальзамированием».

Служивший в ту пору врачом в лейб-гвардии Семёновском полку доктор А.И. Ильинский в своих мемуарах «За полстолетия. 1841–1892» («Русская старина», 1894, т. 81, с. 3–32) привёл данные, частью которых он был сам свидетелем, а часть слышал от «весьма компетентных и высокопоставленных лиц», между ними — лейб-хирург Д.К. Тарасов, с которым он был коротко знаком, а тот, в свою очередь, слышал многие подробности о кончине императора Николая Павловича от лейб-медиков И.В. Енохина и Ф.Я. Карелля.

Он пишет: «В начале Великого Поста 1855 г. по Петербургу начали ходить тёмные, постепенно увеличивающиеся слухи о болезни императора Николая Павловича. Никто из нас ничего положительно не знал. В воскресный день недели православия, приходившейся в этом году на 3 февраля, я отправился в Казанский собор. Служил митрополит С.-Петербургский Никанор… Когда протодиакон провозгласил многолетие императору Николаю Павловичу, певчие, по ошибке, начали петь вечную память. Митрополит встревожился, замахал руками. В церкви сделалось смятение и перерыв богослужения. Певчие, после моментальной остановки, запели многолетие. Нужно же было случиться, что император Николай Павлович скончался через несколько дней, 18 февраля 1855 г. … После этого не верьте народным приметам и предрассудкам!

В день кончины императора около трёх часов дня в госпиталь прибыл Шеринг (генерал-штаб-доктор гвардейского корпуса, известный своей приверженностью к гомеопатической системе лечения. — Б.Н.). Он вошёл смущённый и взволнованный. „Государя не стало! — сказал Шеринг и продолжал: — У него было воспаление лёгких, кончившееся параличом их, а известно, что два только сильных и главных средства при параличе лёгких: это — tartarus stibiotus (рвотный камень) три раза в день по 1/100 грана (гран — единица массы, применявшаяся в русской аптекарской практике, равная 62,2 мг. — Б.Н.), а если он не помогает, то carbo vegetabilis (растительный уголь) четыре раза по 1/100 грана! И представьте, что государю не дали ни одного из этих средств! Да! Лейб-медик Мандт даст за это ответ Богу…“

Император Николай Павлович был болен, как тогда говорили, около трёх недель. Ввиду войны и начавшейся осады Севастополя, чтобы поддержать дух войск, бюллетени о состоянии здоровья императора не выходили. Болезнь началась острым бронхитом, и лечивший государя лейб-медик Мандт пользовался большим доверием его.

Мандт был известен как лицо, введшее в России атомистическую систему лечения. Эта система, павшая вместе с Мандтом, походила на гомеопатическую с той разницей, что лекарств было меньше и приёмы их были несколько больше… Главное средство было nux vomica (чилибуха), которой давалось по 1/60 грана на приём. Мандту был отдан для опытов так называемый придворный Образцовый госпиталь, и он так умел уверить государя в компетентности своей системы, что государь имел при себе порошок из nux vomica, и когда чувствовал себя не совсем здоровым, то принимал порошок. Действительно, лёгкое согревающее и шпорящее желудок действие мандтовских порошков (могло) многих вводить в заблуждение. Хотя Мандт и советовал государю, заболевшему бронхитом, не выезжать, но всё-таки он выезжал и осматривал в манеже проходившие и направляющиеся на театр военных действий полки и команды, чтобы воодушевить их своим присутствием на ратные подвиги. В одну из таких поездок он простудился, бывший у него бронхит обострился, сделался капиллярным и вскоре перешёл в воспаление обоих лёгких (pneumonia duplex) — болезнь страшную, особенно для атлетических и крепко сложённых немолодых людей, а император Николай Павлович принадлежал именно к таким.

Мандт, говорят, не принял никаких мер к ослаблению болезни и ограничился своей атомистикой. Накануне (или несколько раньше) печального исхода был составлен консилиум из лейб-медиков Енохина и, кажется, Карелля, врача императрицы Александры Фёдоровны. Эти врачи констатировали двойное воспаление лёгких, прописали лекарства и назначили мушку на грудь с целью остановить начавшийся паралич лёгких. Но было уже поздно! Убийственная болезнь сломила крепкую натуру императора всего на 58-м году жизни. Между тем, если бы не случайность этой болезни, он мог бы прожить ещё много лет!

…На Дворцовой площади были сплошные массы людей, везде раздавались вздохи и сожаления, многие плакали, по устам пробегало имя лейб-медика Мандта, который во избежание неприятных столкновений, как тогда говорили, немедленно по кончине императора был вывезен из дворца в наёмной карете и будто бы в тот же день выехал за границу.

Ходили тогда слухи, что покойный император завещал, чтобы бальзамирование его тела было совершено по новому способу, который состоял во впрыскивании в вены (?) раствора сулемы (сублимата) без вскрытия тела. Для бальзамирования был приглашён адъюнкт-профессор Грубер (впоследствии известный анатом), который и произвёл бальзамирование, предупредив, чтобы останки в течение 4–6 часов оставались в совершенном покое, так как это требовалось для того, чтобы дать время подействовать раствору сублимата на ткани, причём должно происходить химическое соединение впрыснутого средства с белком. Но так как приближалось время панихиды в Высочайшем присутствии, то окружающие не обратили внимания на предостережение Грубера и поспешили одеть почившего императора, вследствие чего лопнула одна из больших вен, раствор, впрыснутый в вены, излился в полости тела и не мог произвести желаемого действия. Останки императора вскоре подверглись разложению. Новый император Александр Николаевич был весьма опечален этим и приказал отыскать лицо, которое исправило бы ошибку. Мнимую ошибку Грубера взялся исправить профессор анатомии Медико-хирургической академии Павел Андреевич Наранович. Он занялся этим делом с усердием. Каждую ночь, а днём в назначенное время, когда прекращался впуск публики в Петропавловский собор, Наранович усердно работал, употребляя всевозможные дезинфицирующие и противогнилостные средства. Он добился того, что устранил запах, но лицо покойного императора трудно было узнаваемо. Нарановичу, однако, удалось исправить это неприятное состояние способом, ему одному известным, так что лицо покойного императора приняло свойственное ему выражение». (Есть сведения, что ему помогал И.В. Енохин.)

По мнению современного историка медицины И.В. Зимина, рассматривающего несколько версий смерти императора Николая I, в пользу самоубийства косвенно свидетельствует отсутствие в петербургских архивах протокола вскрытия тела императора. Однако хорошо известно, что Николай I запретил производить вскрытие после его смерти (причины запрещения указываются разные). Поэтому такого документа не могло быть по определению, как не мог и Грубер, производивший бальзамирование, составить протокол о вскрытии тела и, «найдя его интересным в судебно-медицинском отношении, отпечатать его в Германии». Правда, своё заключение о причине смерти Грубер мог сделать и на основании одного лишь наружного осмотра трупа. Руководства по судебной медицине указывают, что и при таком способе исследования можно обнаружить те или иные признаки отравления: необычность окраски кожных покровов и слизистых, ускорение или замедление в развитии трупного окоченения, чрезмерное расширение или сужение зрачков и т.п. В.Л. Грубер, ученик известного венского профессора анатомии Гиртля, был опытным специалистом, достигшим больших успехов в искусстве бальзамирования. Однако в случае с бальзамированием трупа императора Николая I он был поставлен в чрезвычайно трудное положение, так как условия бальзамирования были продиктованы самим императором. Привыкнув безгранично распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, он так же решил распорядиться своей посмертной судьбой. Но, как и во многих его прижизненных начинаниях, Николая I и на этот раз постигла неудача. Ф.И. Тютчев говорил о нём: «Чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злополучного человека».