Книга Рождение Европы - Жак Ле Гофф

Еще один, последний вопрос, который встает у историка в связи с поклонением Деве Марии. Улучшил ли ее культ реальное положение женщин? Стал ли он стимулом и причиной для повышения статуса женщины в средневековом мире? Ответить на этот вопрос сложно: мнения историков разделяются. Но я думаю, что Святая Дева, как противоположность женщине-грешнице Еве, на самом деле явила собой образ женщины, избавленной от греха, образ Спасительницы. По общему мнению, расцвет культа Девы Марии совпал с превращением брака в таинство, с повышением статуса ребенка и собственно супружеских отношений, прообраз которых стал задаваться рождественскими сюжетами, и поэтому, на мой взгляд, именно Святой Деве женщины обязаны заметным облегчением своей земной участи. Последнее связано также и со взлетом куртуазной любви. Матерь Божья играет роль «госпожи» в самом высшем смысле: как дама была госпожой для своего рыцаря, так Дева Мария является для людей Средневековья госпожой и объектом поклонения всего человечества — осиянной женской фигурой и в божественном, и в человеческом мире.

Усиление темы страдания в христианстве

С усилением женской составляющей среди объектов почитания христиан, которое было обусловлено расцветом культа Марии, усиливается тема страдания. В историческом развитии образа Бога Иисус Христос, которого долгое время представляли в традиции античных героев как выигравшего схватку со смертью, Христа-победителя, уступает место Иисусу страдающему, Иисусу-мученику. Проследить развитие образа детально и понять причины этих изменений достаточно сложно; однако можно назвать фактор, который мог внести вклад в подобную «демилитаризацию» образа Христа: военные победы перестают считаться знаком избранности, и образ Иисуса освобождается от этого «победительного» аспекта. С другой стороны, на мой взгляд, здесь имеет значение усиливающийся процесс «разделения полномочий» между тремя фигурами Святой Троицы и Девой Марией, в котором Бог Отец, а не Иисус, становится воплощением той величественной составляющей, которая возникает по ходу становления власти земных правителей. С другой стороны, Церковь, в том числе и под влиянием нищенствующих монашеских орденов, с начала XIII века проникается более милосердным отношением к убогим, больным и, в особенности, к беднякам. Призыв к евангелическому пробуждению, который проповедует Церковь и которым все больше проникаются миряне, таков: «Следуй нагим за нагим Христом». Здесь в очередной раз проявляется наглядность и художественное воздействие иконографии. Крест был символом христиан с самого начала существования христианства, но с XI века распространяется изображение Распятия.

С этого момента Христос представляется через Страсти Господни: это Иисус страдающий. В иконографии распространяются новые сюжеты, в том числе изображение орудий Страстей Господних, которое носит смешанный реалистическо-символический характер. В продолжение темы Распятия изображается также Положение во гроб, что дает толчок размышлениям над образом покойника и становится началом феномена macabre — эстетики, связанной с похоронами, мертвецами и человеческими останками. Над Европой маячит изображение трупа, вскоре не менее важным атрибутом живописных произведений становится череп, и по всему христианскому миру распространяется мрачный взгляд на вещи.

Человек, созданный по образу Божьему. Христианский гуманизм

Еще более усердно, начиная с XII века, христианство утверждает новый образ человека по отношению к Богу. В раннем Средневековье человек воспринимался как ничтожное создание перед лицом Бога, и лучшим символом этого представления был Иов, униженный, смиренный, — такой его образ был предложен Григорием Великим в VI–VII веках. Новое видение человека было обозначено в знаменитом теологическом труде Ансельма Кентерберийского (1033–1109) «Почему Бог вочеловечился» («Cur Deus Homo»). Новое прочтение Библии связано с размышлениями над Книгой Бытия. Теологи, каноники и проповедники останавливаются на сюжете Сотворения мира и обращают внимание на фразу о том, что Бог создал человека по своему образу и подобию. Божественное в человеке сохраняется, несмотря на скверну первородного греха. Кроме задачи посмертного спасения теперь перед человеком ставится цель воплотить, еще в земном мире, это свое сходство с Богом. Оно и становится основой христианского гуманизма. Ансельм обращается к двум понятиям, восприятие которых с начала существования христианства было несколько запутано, в том числе Отцами Церкви и самим святым Августином, — это Природа и Разум. В раннем Средневековье преобладала символическая концепция природы. Святой Августин зачастую включает природу в состав сверхъестественного, а в XII веке юристы, например Грациан, объединяют Природу и Бога («Природа, то есть Бог»). Разграничение между природой (естественным) и сверхъестественным, восприятие природы как отдельного физического и космологического мира формируется в XII веке. Важную роль в этом процессе сыграли еврейские и арабские философские теории, особенно в их западном преломлении, а также долго пребывавшие в забвении древнегреческие источники, в частности, труды Аристотеля с его понятием «подлунного мира». Понятие природы начинает играть серьезную роль в развитии человеческой мысли и в поведении людей. Поэтому, например, — на этом я остановлюсь подробнее далее — гомосексуализм теперь подвергается более строгому осуждению, как «грех против природы».

Кроме Природы, в XII веке усиливается интерес еще к одному понятию, которое обладает даже большей важностью для человеческого существования, — к понятию Разума. Концепция разума у Отцов Церкви, в частности у святого Августина, тоже выглядит достаточно смутно и отличается нечеткостью и многозначностью. И все тот же святой Ансельм на заре XII века призывает к более точному определению разума. Он предлагает христианам концепцию fides quaerens intellectum (вера, ищущая разумения). Знаменитый теолог Гуго Сен-Викторский в начале XII века разделяет разум на высший, то есть обращенный к трансцендентным сущностям, и низший — обращенный к материальному, земному миру. Отец Шеню (Chenu) наглядно проиллюстрировал развитие теологии в XII веке, показав, как эволюционировали методы анализа текстов (грамматические, логические и диалектические). Христианство вступает на путь схоластики.

В основе гуманизма XII века лежит также интерес к внутреннему. Движение за познание христианином самого себя получило название христианского сократизма. Подобный сократизм основывается на новой концепции греха, на морали намерений и ведет к интроспекции, которая предписана Латеранским собором 1215 года. В разных, иногда противоречивых, формах такие гуманистические взгляды встречаются почти у всех великих мыслителей XIII века, от Абеляра до святого Бернарда, от Гийома из Конша до Иоанна Солсберийского.

Гуманизм той эпохи развивался на фоне потрясений, происходивших в период X–XIII веков, которые Роберт И. Мур назвал «первой европейской революцией». Мур считает, что Европа сформировалась во втором тысячелетии, а не в первом. Мне кажется, что он приписывает XI–XIII векам чересчур важную роль в плане формирования Европы, недооценивая значение раннего Средневековья. Я собираюсь доказать, что на самом деле оба эти пласта имели одинаково важное, а возможно, и решающее значение для формирования Европы. По словам Мура, «сочетание алчности, любопытства и изобретательности заставляло тогдашних европейцев все более эффективно использовать землю и рабочую силу, непрерывно увеличивать могущество своих институтов власти и масштабы их проникновения в общество и таким образом создать в конце концов необходимые условия для формирования капитализма, промышленности и собственных империй. Хорошо это или плохо, но именно эти события явились центральными не только для европейской, но и для всей современной истории». Мне кажется, что, несмотря на явное преувеличение, это важная теория, которая подчеркивает поворотный момент в становлении Европы. Я еще вернусь к рассмотрению этого поворотного момента в следующей главе, посвященной XIII веку, поскольку считаю, что только в XIII веке мы можем действительно констатировать серьезные подвижки в становлении Европы, связанные, например, с развитием городов. Однако в этот же период начинается некоторое замедление могучего подъема, которым был отмечен XII век, эпоха великого бурления Запада.