Книга Белые на фоне черного леса - Елена Минкина-Тайчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бросился в Москву, ведь там находились ближайшие аэропорты. К сожалению, потребовалась масса времени и документов, чтобы пробиться к соответствующим службам, они отказывались полагаться на показания двенадцатилетней девочки. Тем более я понятия не имел, о каком направлении может идти речь и даже о каком аэропорте. Короче говоря, через трое суток моих безуспешных метаний директор нашего израильского интерната получает звонок из консульского отделения города Торонто! Да, из Канады! Мол, к ним обратился подросток по имени Василий Гроссман, согласно предъявленным документам гражданин Израиля. Со слов самого подростка, он улетел в Канаду просто так, погулять, но быстро одумался и просит помочь ему вернуться в родное учебное заведение. Это пока все. Нам разрешили поговорить с Васей по скайпу. Во-первых, это был точно он. Во-вторых, никакой информации добиться не удалось. Вася, как всегда, молчал или тупо повторял, что решил погулять. И что паспорт Кати он случайно потерял.
Поверьте, этот мальчик никогда не терял ни одной скрепки! Воспитатель только ему доверяла хранение ключей в поездках и походах.
Мы оплатили билет до Тель-Авива, и завтра Вася вылетает в Израиль. Попробуем разобраться на месте, хотя сердце мне подсказывает, что ничего путного так и не узнаем.
Как приятно посидеть летним днем в парке. Просто посидеть, полистать любимую книгу, полюбоваться на отцветающие клумбы. Какая непривычная роскошь.
В этом году я открыла для себя Левитанского. Смешно кому-нибудь рассказать, шестьдесят три года, время открытий! Всего и надо, что вглядеться, – боже мой!
В детстве прилежно читала купленных папой классиков, до сих пор храню большие красивые книги из плотной коричневатой бумаги с золотыми тиснеными буквами на переплете. Пушкин, Лермонтов, Гончаров. В студенческие годы появились загадочные манящие имена – Пастернак, Цветаева, Ахматова, Мандельштам. Случайно, по страшному везению, купила маленький, толстый, клееный томик, в серой ткани со скромными синими буквами «М. И. Цветаева». Открыла и чуть не умерла. Это был реквием по моей не начавшейся молодости. Что можно понять в семнадцать лет? – «Быть нежной, бешеной и шумной…» Я поняла одно – никто и никогда не услышит моих таких же страстных, как натянутые струны, слов. Никто и никогда. Старший лейтенант Пронин растоптал все мои нежные будущие слова, как топчет кованый, испачканный в нечистотах сапог случайный сиреневый подснежник. Я почти обрадовалась, узнав, что дорогой редкий томик со сладострастным упоением и хрустом сожрал соседский пес Тузик. Очевидно, аромат клея может сводить с ума не меньше аромата слов.
Потом все-таки принялась читать, читать как ненормальная прославленных и малоизвестных, великих и только случайно запрыгнувших на пьедестал. Поделом им стоять с голубиной какашкой на голове! Мы все читали, мы узнавали друг друга по названиям книг, некий яростный молчаливый прорыв, побег, пролом в другую человеческую жизнь. Я и детям постоянно долбила: Катаев, Каверин, Паустовский, Ремарк, Хемингуэй, и опять Ремарк, и еще раз Паустовский.
И вот наступило это сонное тихое время. Заслуженный отдых. Как красиво умеют называть немощь и пустоту.
Нет, я не верила до последнего дня. Запретить усыновление в стране, где всё множатся и множатся тысячи ненужных, несчастливых, нежеланных, но совершенно живых детей? Детей, заведомо обреченных на нелюбовь. Да, четыре года назад случился ужасный трагический случай – в Америке погиб усыновленный мальчик Дима Яковлев. А вы считали, сколько таких мальчиков похоронила только одна Люся Пушко?!
Та-ак, никакой политики, никаких переживаний, заслужила – отдыхай! Многие умеют управлять толпой, и политики, и фанатики, и даже поэты на площади. Потому что бок о бок тепло и нестрашно идти на врага, и почти не видно через головы соседей, кого топчут – попов и кулаков, гомосексуалистов и врачей, писателей и ученых… Почему кто-то должен отдельно жалеть Костика и славную толстуху Дженнифер с ее безмерным сердцем?
Я отделалась инфарктом без осложнений, Людмила Николаевна Пушко даже вызывала кардиолога из Москвы, хотя и наши местные врачи проявили истинную самоотверженность. Пенсия совсем небольшая, но мне, кроме продуктов, и покупать нечего. Дом отремонтирован, машины нет. К тому же я забрала Егорку под опеку и планирую еще взять двух девочек-сестер, за них доплачивают довольно приличные деньги, во всяком случае на самих детей хватит. Егорка уже третий год учится в школе искусств, мечтает стать руководителем хора. Я узнавала, у нас в училище Танеева как раз есть такое отделение. А в школе делают большие скидки сиротам, поэтому там платить почти не придется. По-хорошему, надо бы забрать Костика из психоневрологического интерната, но не с моим теперешним здоровьем. Его так и не возили на обследование, сначала обещали, а после вступления в силу того чертова закона и обещать перестали, поэтому ни стоять, ни ходить Костик не научился, а носить на руках, пусть и маленького, и худого как скелет, мне совсем не по силам. И вообще, мое время истекло. Подниму Егорку, и хватит. Ради него нужно продержаться пять-шесть лет, потом он в училище поступит и сможет получить общежитие, если что. Хотя, зачем общежитие, я ведь могу свой дом завещать! Совершенно не подумала. Света уже не вернется, Вася устроен неплохо. Впрочем, и Свету можно вписать в завещание, пусть заберет посуду и старинное зеркало, оно ей так нравилось. Телефон звонит? Никак не привыкну к мобильному телефону, и трубку держать неудобно, и слышно неважно.
– Алло! Да, алло-алло! Вася Гроссман? Васенька, что случилось?! Ничего? А почему ты тогда позвонил? Ох, что я говорю! В гости? Что за вопрос! Я напишу, я сегодня же напишу вашему директору! А я на русском напишу, а ты переведешь, хорошо? Ой, Васенька, ты, наверное, совсем большой вырос? Метр восемьдесят?! Ха-ха-ха! Да, нет, ничего не нужно привозить, все у меня есть. Хотя, знаешь, привези Егорке что-нибудь интересное, израильское. Он теперь у меня живет. Нет, места всем хватит, у меня две комнаты и веранда закрытая, Егор обожает на веранде спать! Ну хорошо, ну обнимаю!
Нет, вы только подумайте, двадцать лет жили не тужили, а теперь комиссия за комиссией! Что именно проверять в психоневрологическом интернате, как живут дебилы и дефективные? Не нужно ли им книжки почитать или на пианино поиграть?
А что, Валентина Петровна, я пятьдесят третий год Валентина Петровна, мне бояться нечего! На такую работу другого нескоро сыщут. С ума все посходили! Законы придумывают, лишь бы зады просиживать да не работать! Кино они приедут сымать! Нет, вы такое слышали, больных уродов сымать, постеснялись бы!
