Книга Садовник (сборник) - Валерий Залотуха

Дядя Леша шел от пасеки, потирая пожаленные ладони, улыбался, щуря на солнце глаза. Был он в драных брюках, в бессменной своей красной когда-то майке, в старой, с прорехами, широкополой соломенной шляпе.

– Лешк! – крикнула неожиданно высоким веселым голосом одна из женщин. – Ты шляпу-то с чучелы, что ль, стащил, а?!

Дядя Леша улыбнулся. А женщины захохотали, оторвавшись от своего важного и горячего дела.

Колхозники и колхозницы суетились у длинных, с чужими номерами трейлеров – грузили в них яблоки. Здесь работали все: и новый председатель, и тетка Ира с Райкой, и конечно же дядя Леша.

– Всё, перекур! – крикнул председатель и вытер платком пот с лица.

– Может, еще машинку загрузим? – спросил на всякий случай дядя Леша.

Председатель улыбнулся шутливо-укоризненно:

– И не жалко вам, Алексей Алексеевич, людей?

– Они сами себя пожалеют, – отвечал на ходу дядя Леша. – А яблоки перележивают…

– На тот год поболе соберем! – крикнула Маруся-почтальонка, которая сегодня тоже в саду работала.

– Не, – не согласился дядя Леша. – Теперь сад год отдыхать будет. Вы отдыхаете, а сад что ж, без отдыха…

Дядя Леша посмотрел вокруг. День был ясный, теплый, солнечный, может быть, последний такой день в этой осени. Колхозники отдыхали – разговаривали друг с дружкой, смеялись, сидя на ящиках и полулежа на кучах яблок, и все, каждый, ну просто каждый, со вкусным хрустом и видимым на лице удовольствием грыз крупные, краснобокие и сочные яблоки.

И дядя Леша вдруг улыбнулся счастливо и широко, развел в сторону руки, выпятил грудь и, запрокинув голову, вдарил изо всей силы каблуком сапога в землю – пошел в пляске.

– Э-э-х!!! Эх!!! – закричал он, не вспомнив никакой частушки.

– Ну всё, Лешка наш заплясал, значит, девки, дело будет! – весело крикнула Маруся.

Все засмеялись, и дядя Леша остановился, мотнул сокрушенно и смущенно головой и увидел улыбающееся почти лицо Ирки. Постоял и подошел чуть нерешительно. Ирка откусила от яблока, пожевала с хрустом, заговорила громко и совсем дружелюбно:

– Вкусны у тебя нынче яблоки, кум, вкусны! Ничего не скажешь…

– Так работали с Николаем-то твоим, старались, – улыбнувшись, быстро ответил дядя Леша. – Как он там? Некогда сходить все…

– Поправляется… Про тебя спрашивает… Так поехали в воскресенье вместе… на десятичасовой автобус подходи утром… Радый будет… Скоро уж, говорят, выпишут…

Дядя Леша улыбнулся.

– А у меня яблонька столетняя есть одна, секретная… Там яблоков с десяток всего, правда, да хватит… старинный сорт, лечебный… Живое яблочко…

– Молодильное… – засмеявшись, подсказала Ирка.

– Чего? – не понял сразу дядя Леша. – Ага, молодильное, молодильное… – улыбаясь, повторил.

Сзади загудел грузовик.

– Ну, когда грузить будете?! – закричал-заругался шофер.

И дядя Леша, забыв об Ирке, заторопился к нему, поднимая людей для работы.

Гудела и скрежетала в саду техника. Бульдозер давил, резал, смешивал с глиной, сгребал яблоки в одну кучу, где трудился погрузчик «Беларусь». Он хватал яблоки стальным ковшом и сыпал в кузов самосвала. Стекла погрузчика были украшены репродукциями картин Рубенса, вырванными из журнала «Огонек»: похожих сложением на деревенских баб голых дочерей Левкиппа похищали, хотя они и были теперь в мазуте и солярке.

Дядя Леша шел, сутулясь, глядя перед собой в землю. Из погрузчика посигналили, но дядя Леша продолжал идти, не останавливаясь.

– Дядь Леш! – прокричал кто-то.

Дядя Леша обернулся. Витек, дяди-Колин сын, выскочил из погрузчика, оставив поднятым над кузовом ковш с яблоками.

– Ладно, заткнись, – бросил он на ходу шоферу самосвала, который было возмутился, подошел к дяде Леше шарнирной своей походкой.

– Здоров, дядь Леш, как она, ничего-то? – сказал он, широко улыбаясь и прибавил: – Дай-ка в зубы!..

Дядя Леша протянул папиросы.

– Коровки и плодово-ягодным доиться будут, – гоготнул Витек.

Дядя Леша ничего не сказал, повернувшись, пошел дальше.

На автобусной остановке стояли несколько собравшихся в город поселковых; они разговаривали, поглядывая на дорогу, по которой, не торопясь и погромыхивая, приближался грязнобокий колхозный автобус.

Дядя Леша подходил, успевая, даже опережая автобус, и видел тетку Иру с толстой хозяйственной сумкой с передачей для Николая. В руке дяди Леши была сетка с теми самыми, видно, молодильными яблочками. В зубах он держал незажженную папиросу.

Из-за спины автобуса кто-то требовательно посигналил, и он сбавил ход, прижался к обочине, уступая дорогу серьезным спешащим «Волгам». Дядя Леша лишь мельком глянул на них, переложил из руки в руку сетку. «Волги», их было штук пять, затормозили и встали одна за другой в сотне метров от остановки. Поселковые, наверное, обязательно посмотрели бы теперь на начальство, пообсуждали бы его, подогадывались бы вслух, по какому поводу, зачем оно здесь появилось в таком большом количестве, но подошел уже автобус, взвизгнув, распахнул двери-гармошки, и надо было садиться, занимать свободные места, пока они еще были.

Дядя Леша вытащил из кармана открытую пачку «Севера» и хотел вернуть туда папиросу, но, кажется, забыл вдруг про это, как-то рассеянно и неспокойно поглядывая то на начальство, которое выходило из машин, собираясь о чем-то своем совещаться прямо здесь, на обочине, то на грязные стекла автобуса. На заднем сиденье уже сидела тетка Ира. Она видела дядю Лешу и улыбалась ему. Дядя Леша тоже улыбнулся.

– Лех, давай, место держу! – крикнул из автобуса какой-то знакомый мужик и махнул рукой.

А дядя Леша подошел с папиросой к кабине шофера и попросил спички, теперь уже не отрывая взгляда от тех людей, которые стояли около «Волг» полукругом и о чем-то разговаривали.

Вытягивая шею, напряженно и непонимающе наблюдала за ним тетка Ира.

– Леха, давай скорей, – крикнул из автобуса тот же мужик, но дядя Леша даже, кажется, и не услышал, прикурил, вернул шоферу спички и пошел вперед.

Посредине стоял новый председатель. С листом ватмана в руке он объяснял что-то всем, а особенно стоящему рядом высокому мужчине в сером глухом плаще и шляпе.

Новый председатель взмахивал свободной рукой, показывая, видимо, где пройдут улицы нового поселка, а где встанут производственные корпуса птицефабрики. Дядя Леша протиснулся к нему сзади, потянул вежливо за рукав.

– Извиняюсь, Игорь Евгеньич, – заговорил он негромко, тихо даже и почти спокойно, – так как же с шефами, а? Который уже день обещаете… А яблоки падают, гниют… Коровам скармливаем… – Дядя Леша говорил это все новому председателю, а сам взглядывал то на одного начальника, то на другого, словно искал участия. – Я извиняюсь, конечно… – закончил дядя Леша, обращаясь уже ко всем и переводя дух.