Книга Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте - Пьер Антонетти

Однако этих доходов не хватало для покрытия экстраординарных расходов, вызывавшихся войнами, строительством или ремонтом мостов, дорожными работами, возведением зданий гражданского или религиозного назначения. Тогда прибегали к займам. От добровольных, но чаще — принудительных поборов освобождали только самых бедных граждан. Займы, теоретически подлежавшие возмещению, возвращались редко. Займы собирались по сестьерам, цехам или с «гвельфской партии» (об этом чуть дальше) и развёрстывались среди граждан. Деньги, взимавшиеся под гарантии монополии на акциз с соли, иногда приносили неплохую прибыль (от 11 до 13 % годовых), обычная норма составляла 5 %. Начиная с 1324 (или 1325) года эта система была реформирована: займы, отныне всегда подлежавшие возмещению, передали в специальный фонд, приносивший постоянный доход в размере 5 % годовых. Однако во времена Данте займы (prestanze) собирались в принудительном порядке (Давидсон называет только один добровольный — в 1296 году!), были формой обложения частных богатств и компенсировали отсутствовавший в то время «налог на доходы физических лиц».

Эта фискальная система, обрисованная нами в самых общих чертах, была весьма несовершенна, однако Флоренция, равно как и другие государства средневековой Италии, не могла найти лучшего способа для покрытия перманентного финансового дефицита. И все же она не мешала успешному экономическому развитию. Парадокс объясняется тем, что тогдашнее государство, находящееся в эмбриональном состоянии, еще не берет на себя заботу о социальном обеспечении граждан (здравоохранение, образование, пенсии и др.); его армия комплектуется на основе народного ополчения (хотя, как увидим далее, роль наемного войска неуклонно возрастала); свободное предпринимательство является общим правилом, в условиях рыночной экономики «субъекты хозяйствования» не испытывают чрезмерного фискального гнета. Короче говоря, Флоренция времен Данте может позволить себе быть государством, испытывающим постоянный финансовый дефицит, и городом, населенным богатыми гражданами: дефицит не служит препятствием для процветания. Очевидно, что данная фискальная система несправедлива. Флорентийцы XIV века приноравливались к ней с трудом. Когда мятеж 1378 года, знаменитое восстание чомпи, потрясет Республику, в его требованиях, среди прочего, будет и классическая критика налоговой системы. Но это уже другая история, к Флоренции времен Данте не относящаяся. А тогда система налогообложения при всем ее несовершенстве не казалась правящему классу ни слишком обременительной, ни чересчур несправедливой.

Правосудие

Судебная система Флоренции, в сущности, не отличающаяся от судебных систем других средневековых итальянских республик, имеет ряд примечательных особенностей:

дублирование полномочий на самом высоком уровне: компетенция и сфера деятельности подеста и капитана народа во многом совпадают, желаемым для законодателей результатом являются их взаимный контроль и сдерживание;

«классовое правосудие» практикуется совершенно беззастенчиво, вполне сознательно и с откровенным цинизмом: за одно и то же правонарушение гранды или магнаты подвергаются гораздо более тяжелому наказанию, нежели пополаны;

жестокость правосудия: признание вырывается под пытками, а телесные наказания отличаются неслыханной жестокостью (отрубают конечности, выкалывают глаза, отрезают язык);

действует принцип единого судьи, к тому же чужеземца, назначенного на очень короткий срок (выше сказано о подеста и капитане народа);

отсутствие специальной коллегии судебных защитников, адвокатов, функции которых исполняют судьи и нотариусы, также выходцы из других городов и занимающиеся данной деятельностью временно (они составляют окружение подеста и капитана народа);

принцип коллективной ответственности: вся семья, весь клан расплачиваются (в прямом и переносном смысле) за обвиняемого своим имуществом, свободой, здоровьем и самой жизнью;

как и в политической жизни, исполнение полномочий отличается предельной непродолжительностью (судьи и нотариусы остаются в должности в течение сначала шести, а затем лишь трех месяцев), которая, очевидно, мотивировалась опасением продажности и пристрастности служителей правосудия, чем и объяснялся обычай приглашать судей и нотариусов из-за пределов Флоренции;

неукоснительное соблюдение права убежища, распространяющегося не только на церкви и монастыри, но и на дом обвиняемого, которого можно арестовать только на улице;

существование параллельной системы правосудия для представителей коммерции: специальный трибунал (Mercanzia), учрежденный в 1308 году для рассмотрения наиболее крупных дел, особенно за пределами города, а также трибуналы цехов и церковные суды по вопросам, относящимся к области канонического права;

церковная юстиция (foro ecclesiastico), которой, само собой разумеется, подлежат все служители Церкви, вторгается и в область светской юстиции, в частности в вопросы заключения брака. Зато во Флоренции времен Данте выходит из употребления знаменитый Божий суд, или ордалии (pugna, по выражению флорентийцев), хотя Данте остается его сторонником, подкрепляя свою позицию примером из истории: «Римский народ стяжал свою власть в борьбе, следовательно, обрел ее по праву» (Монархия, II, X).

Поражает количество людей, занятых в сфере правосудия: в 1291 году насчитывается 65 судей и 376 нотариусов, а в 1339 году уже 80 судей и 600 нотариусов — и это при численности населения около 100 тысяч человек! Этих людей побаивались, но вместе с тем над ними насмехались. Боккаччо рассказал историю о том, как трое молодых людей стянули штаны у судьи, родом из Марке, приглашенного во Флоренцию исполнять эту должность, как раз в то время, когда он сидел на своей судейской скамье, принимая клиентов (Декамерон, VIII, 5)! Удивляет и та роль, которую сыграли в литературном процессе служители закона, особенно нотариусы. Из числа наиболее известных назовем Брунетто Латини, учителя Данте, Лапо Джани, видного поэта и друга Данте, Франческо да Барберино, влиятельного моралиста. Впрочем, тут нет ничего удивительного: нотариус был человеком, получившим высшее образование, знавшим латынь, более или менее владевшим иностранными языками (особенно французским и провансальским), что в то время составляло необходимый культурный фундамент для занятий литературным трудом.

Общее впечатление, таким образом, неоднозначно. Прежде всего следует отметить подлинную страсть — если не к правосудию, то, по крайней мере, к процедуре; преднамеренное смешение политики и правосудия, не шокирующее никого, кроме их жертв, среди которых Данте. Это смешение проявляется, в частности, в 1302 году, когда черные гвельфы избавляются от побежденных белых гвельфов, которые, в свою очередь, никогда не простят победителям содеянного ими. Наконец, следует отметить устрашающий дух предвзятости, не ведающий ни жалости, ни простой снисходительности, не оставляющий ни малейшего шанса обвиняемому или, говоря точнее, побежденному, имеющий целью его физическое, политическое или экономическое устранение.

Отметим наиболее заметные особенности данной судебной системы. Прежде всего — пристрастность. Так, посягательства на собственность и личность карались конфискацией имущества или смертной казнью. Но можно было и откупиться, заплатив штраф и возместив убытки, наказанию подвергались лишь непосредственные исполнители преступления. Напротив, скандальная политическая пристрастность больно била по гибеллинам, не подлежавшим амнистии, белым гвельфам, побежденным в 1301 году, и магнатам. Так, в родах Ламберти и Йости, обвиненных в приверженности делу гибеллинов, все мужчины в возрасте от 15 до 70 лет были приговорены к смерти! Кроме того, с принятием «Установлений справедливости» 1292–1293 годов магнатов и грандов могли обвинить в насилии против пополанов: например, в том случае, если сидящий на коне гранд наезжал на улице на пополана. Магнаты и гранды не могли возбуждать судебный процесс против пополанов, по крайней мере, если речь не шла о преступлении против личности или собственности.