Книга Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди

Горакша-натх улыбнулся:

– К счастью, нет. Но я видел себя, этого мне достаточно. И не называй меня гуру. Ты не мой ученик, между нами нет отношений наставника и последователя. Вот тебе кружка.

Он протянул антису мятую жестяную кружку:

– Внизу река. Спустись к реке, принеси мне реку.

– Воду, – поправил Кешаб. – Не советую пить эту воду, она грязная. Я принесу тебе бутыль минералки.

– Реку. Принеси мне реку.

– В кружке?

– Если хочешь, в ладонях. Я не брезглив.

– Остроумно, Вьяса-джи. В высшей степени остроумно. Теперь я по идее обязан напомнить, что река в кружку не поместится. А ты произнесёшь сентенцию, подходящую к случаю. Я, кажется, говорил, что не интересуюсь диспутами?

Йогин наклонился вперёд:

– Ещё не спустившись к реке, ты знаешь, что она не поместится в кружку. Почему же ты не знаешь, что божество также не поместится в тебя? Краешек, частица, ноготь или волос. Святой ноготь, благословенный волос, не более того. Этого достаточно, чтобы ты ходил босиком между звёзд. Восьмирукий танцор? Таков твой облик, когда ты в большом теле? Если смотреть на Злюку Кешаба из-под шелухи – восьмирукий танцор, да?

– Откуда ты знаешь?

– Я вижу твою ауру. Сейчас, в малом теле, она не слишком отличается от ауры любого другого брамайна. Если я загляну глубже…

– Не надо. Ты сгоришь. Это знают телепаты, пусть узнают и йогины.

– Ты зря боишься за меня.

– Твоя смерть будет на моей совести.

– Хорошо, я не пойду в опасные глубины. Я останусь здесь, в тварном мире. И всё-таки, если уметь читать между строк… Четыре правых руки: чётки, копьё, жезл и трезубец. Четыре левых руки: жезл, чаша из черепа, благодать и змей гнева.

– Ерунда. Трезубец – да. Изредка – копьё. И никаких чёток, жезлов, черепов.

– Змей гнева?

– Я боюсь змей. В детстве меня укусила кобра.

– Тебе вкололи сыворотку «Naja»? Прозерин с атропином каждые полчаса?

– Нет. В фельдшерском пункте, куда меня принесли родители, не нашлось сыворотки.

– Как же ты выжил?

– Я стартовал в большое тело. Это был мой первый старт, к счастью, не горячий. Когда я вернулся, яд выжгло дотла. С тех пор никаких змей, Вьяса-джи. Ни в левой руке, ни в правой.

– Ты его просто не видишь.

– А ты видишь?

– Разумеется. Если ты страшен в схватке, значит, змей гнева здесь. Помни: ноготь, волос, частица. Если в тебе есть капля божества, я вижу в капле океан. Рудра Адинатх, Благой Владыка, знает восемьдесят четыре тысячи разнообразных асан. Восемьдесят четыре асаны даны Адинатхом обычным людям. Я знаю триста десять. Если я узнаю восемьдесят четыре тысячи, меня разорвёт. Я – кружка, Адинатх – река. Но это не причина отказаться от стремления узнать больше. Триста десять? Я хочу освоить триста одиннадцатую. Триста двенадцатую. А ты не хочешь?

Кешаб Чайтанья захохотал. Он смеялся долго, взахлеб, по-детски. Фыркал, всхлипывал, утирал слёзы.

– Всё-таки диспут, – отсмеявшись, выдохнул он. – Ты отменный охотник, Вьяса-джи. Так или иначе, я угодил в твою ловушку. Зайди я на шаг дальше, и мне конец. Я уверую, я приму себя как аватару. Воздвигну себе храм и стану поклоняться.

Внезапно он стал серьёзен:

– Генерал Бхимасена – мой двоюродный брат. Я в курсе ларгитасского запроса об антисе-убийце. В курсе ещё и потому, что аналогичный запрос пришёл в Совет антисов. Ты уверен, что это ребёнок?

– Я предполагаю, – уклончиво ответил гуру.

– Что ты ещё предполагаешь?

– Что ты на грани безумия. Ты приходишь ко мне, смеёшься, предлагаешь сбегать за минералкой, но ты стоишь на краю пропасти. Если это антис-убийца, твой долг – покончить с ним без промедления. Если это ребёнок, твой долг – спасти его. Если антис-убийца – брамайн, твой долг – покончить с ним без участия антисов-инорасцев. Если антис-ребёнок – брамайн, твой долг – вернуть его на родину живым и невредимым. Теперь сводим противоречие воедино, как бомбу и взрыватель: если этот антис – ребёнок, но ребёнок-убийца, и к тому же брамайн…

– Замолчи!

Кожа Кешаба стала цвета пепла. Руки, лежащие на бёдрах, затряслись. Казалось, антис прямо сейчас стартует на орбиту в большом теле, и этот старт, вне сомнений, будет горячим. Гора? Река? Гуру? Всё сгорит дотла, как змеиный яд в жилах Злюки Кешаба.

– Молчу, – выждав паузу, кивнул гуру. – Что бы я ни сказал, это твоя пропасть, тебе и прыгать. Зачем ты пришёл ко мне? Серьги, диспут, вопросы веры – ничего этого тебе не нужно. Тогда зачем?!

– Не знаю, – прошептал Кешаб. Пальцами он зарылся в собственные волосы, словно хотел вырвать их с корнем. – Мне больше некуда идти. Я хватаюсь за соломинку. Я говорил с нашими, у них то же самое. Мы боимся выйти в космос, потому что там не место для колебаний. Там место для действия, и нам страшно, гуру.

– Не называй меня так, – напомнил Горакша-натх. – И приходи без стеснения, когда сочтёшь нужным.

Внизу текла река, не вмещающаяся в кружку.

V

– Вот же ж блин! – в десятый, наверное, раз воскликнул Трепач.

И добавил со слезой в голосе:

– Но ведь блин же?

Вопрос был риторический. В переводе на общедоступный это значило: «На кой чёрт она им сдалась?!» Ответ – тоже риторический – был Трепачу известен до последней буквы: «Не наше дело. Приказ есть приказ». В переводе на общедоступный это звучало так: «Ну, блин.»

Франт пожал плечами. Это значило «Ну, блин» на языке жестов.

– Блин блинский!

Просто ждать и молчать было выше сил Трепача, за что Ханс Мадсен и получил свою оперативную кличку. Казалось бы, словесный понос – сигнал о профнепригодности для полевого агента. Ага, это смотря чем заниматься. Если в засаде сидеть – тогда да. А если информацию по барам выцарапывать, в доверие втираться – совсем даже наоборот.

Кто заподозрит в болтуне шпиона?

Франт, напарник Трепача, не ответил. Франт был занят уймой важных дел: он подпирал стену, дымил сигаретой, сдвигал шляпу попеременно на лоб и затылок, а также выщелкивал пальцами ритм шлягера «Никто не вечен» – хита нынешнего сезона на Хиззаце. Между делом Франт наблюдал за улицей сквозь ультрамодные солнцезащитные очки «Драгонфлай». Очки не только скрывали добрую половину лица Франта, сверкая на ярком хиззацском солнышке мириадами радужных бликов-фасеток. Они таили в себе уйму дополнительных функций, и минимум три из них Франт сейчас использовал по назначению.

– Я другого не пойму, – игра в молчанку надоела Франту, чему Трепач был несказанно рад. – Зачем надо было пасти эту козу столько времени? Тоже мне, фифа! Когда приходит, когда уходит, сколько зарабатывает, нет ли в доме посторонних… Паук целую сеть сплёл! Как на резидента охотится. А делов-то? Подвалили на хату…