Книга Чтение с листа - Елена Холмогорова

Вовик разворачивался все шире, стал профессионалом и знаменитостью, дочка росла, было понятно, что в школу Татьяне возврата нет, а есть прямая дорога к собакам.

Как же она их боялась! Вовик готовил почву постепенно. Сначала с презрением рассказывал, что владельцы кане-корса или тервюрена покупают комнатных собачек для жен, а то и для услады тещи, и приходится приучать животных к мирному сосуществованию, чтобы хозяева могли хвастаться гостям, какой, мол, у них уголок Дурова. Потом однажды явочным порядком принес в дом что-то пищавшее и, не глядя ей в глаза, коротко кинул: «На передержку». С того и пошло.

Сейчас-то об этом даже странно вспоминать… Таня выбрала итальянских левреток. Тонкие, грациозные, изящные, они пользовались огромным спросом. Когда она агитировала за эту породу, всегда демонстрировала репродукции картин XVIII века, где левретка непременно крутилась у изогнутой ампирной ножки кресла, и напирала на то, что эта собачка – борзая в миниатюре. Две ее суки, регулярно подвергаясь плановым вязкам, приносили родовитый приплод.

Главный праздник наступал, когда соответственно моменту одетая, вместе с представителем клуба (все должно быть обставлено надлежащим образом) она отвозила подрощенного щенка новым хозяевам. Происходила процедура, неизменно умилявшая состоятельных матрон, – снятие отпечатка с носа, или, профессионально говоря, носового зеркала, аналогичная снятию отпечатков пальцев у людей: рисунок кожаной пуговички не повторяется. Потом пили чай-кофе, и, получив полагающиеся денежки, возвращалась она в свой опустевший дом рассчитывать сроки следующей вязки.

Дочка Анечка собак обожала, как и отец, – больших и страшных. Она не боялась их совершенно. Дрессировала вместе с отцом, а потом показывала на выставках. Очень уж новым русским хотелось иметь собаку с медалями, а когда на ринг выходит девочка-подросток с огромной послушной ей псиной, – это производит хорошее впечатление на арбитров. Училась она, как и отец, не очень, зато зарабатывала неплохо и готовилась к соревнованиям на звание «Лучший юный хэндлер России».

Когда Вовик Таню бросил и ушел к рыжей Жанке, заводчице мастино неаполитано, она даже не слишком огорчилась. Таня понимала, что и так уже счастлива. Ее жизнь опять текла по налаженному руслу и строилась на готовых формулах. У нее было много приятельниц-коллег. И она перетащила самых близких подруг – учительниц географии и химии – в свой клуб. По вечерам телефон звонил без передышки, она пила чай, гладила шерстяную собачью спинку и, прижав трубку плечом к уху, часами общалась с «девочками».

Они-то раньше думали, что болтовня – это фасончик-размерчик («сорок шесть – сорок восемь», как говорил ее бывший Вовик). Они-то думали, что работа – это отчеты, педсоветы, дура-директриса, непослушные дети и их назойливые родители. Они-то думали, что и слов таких нет: постав передних лап, дисквалифицирующий порок – перекус, и самое страшное – ложная щенность…

Ирина

Молодой врач-акушер родильного дома на северо-востоке Москвы Сергей Николаевич Самойлов был сильно раздосадован. «И ты, естественно, не смог отказаться?» – как въявь, слышал он укоризненно-язвительный голос жены. Сергей Николаевич был молод, проработал всего четыре года и совсем недавно сбился со счета принятых им новорожденных. «Раньше, при советской-то власти, чего только не было – профком, какой-то местком, спросить бы у кого-нибудь, что такое местком», – сидя за канцелярским столом в ординаторской, еле дыша от вплывающей в окна нежданной майской духоты, он мрачно рисовал на косо вырванном листочке дурацкие рожицы и почему-то никак не мог начать действовать.

Пантелеича в роддоме знали все. Отставной капитан-танкист, вдовый и бездетный, он практически жил здесь, с готовностью подменяя то дворника, то ночного сторожа, то приболевшего напарника. Рабочим местом его был стул у грузового лифта, которым он распоряжался полновластно, был необычайно галантен с роженицами и строг с молодыми отцами, любил пошутить с медсестрами и обсудить последние политические новости с дежурными врачами. Никто не помнит, чтобы он жаловался на здоровье, и на тебе – прямо у своего стула – шмяк на пол.

От жары Сергей Николаевич вконец расплавился и не мог сосредоточиться. Как нелепо – чтобы констатировать смерть, в роддом пришлось вызывать «Скорую помощь», бюрократы чертовы! А потом санитар дядя Костя отвез своего закадычного друга Пантелеича на каталке в морг. Что-то во всем этом было неловкое, неправильное – да все было не так, даже то, что в их роддомовском морге отродясь взрослый мужик не лежал, просто не могло быть такого!

Тот же дядя Костя ответственно заявил, что никакой родни у покойного не было, кроме двоюродного племянника в Перми, которого тот лет пятнадцать не видел. Милицейские и жэковские формальности взял на себя начальник АХО, а организацию похорон главврач поручил Сергею Николаевичу. По закону подлости заниматься этим надо было сегодня, в субботу – общевыходной день. Мало того, что ночь отдежурил…

Как ни странно, раздраженный, на грани ссоры разговор с женой привел его в чувство, он быстро дозвонился в ритуальную службу, и вполне толковый женский голос разъяснил, что надлежит сделать, и пообещал, что агент приедет в течение двух часов.

В конце концов, Сергей Николаевич сумел найти в этой дурацкой ситуации положительные стороны. Давно надо было разобрать шкаф с бумагами, а времени свободного не выдавалось. Кто-то из медсестер сбегал в палатку, и теперь в холодильнике было вдоволь сока и воды – а что еще надо в жару? Так что когда раздался стук в дверь, он был увлечен выбрасыванием в корзину бесполезных бумаг и, машинально сказав «Войдите», не сразу поднял голову.

– Примите мои соболезнования.

В дверях стояла девушка, как-то не по погоде одетая в темно-синее глухое платье с длинным рукавом.

– Я агент ритуальной службы Ирина Тихонова.

– Как теперь все красиво называется, это то, что раньше было похоронное бюро?

– Да, вероятно.

Теперь он разглядел ее как следует. Трудно было представить себе существо, менее подходящее для организации проводов в последний путь. Во-первых, она была очень молода, во-вторых, от нее веяло здоровьем, в-третьих – она была настоящей красавицей.

Ирина уже заполняла какие-то бесчисленные бланки, попутно задавая уточняющие вопросы.

– Ой-ой-ой, а вот тут у нас будут сложности.

Еще этого недоставало!

– Смотрите, по паспорту отчество покойного Пантелеймонович, а в справке о смерти – Пантелеевич.

– И что же, теперь бедного старика не удастся похоронить?

– Как бы не пришлось справку переделывать, но тогда все затянется, сегодня короткий день, завтра воскресенье – в ЗАГСе выходной.

Она так серьезно морщила лоб, что Сергею Николаевичу захотелось сказать: «Перестаньте, вам не идет».

– Сейчас попробую что-нибудь сделать. Здесь есть телефон?

Дальнейший диалог напоминал шпионский фильм: «Девочки, добрый день, это 0232, у меня тут по буковкам нестыковка, а завтра, сами понимаете, воскресенье, можно принять с отсрочкой?»