Книга Карма любви - Барбара Картленд

Поезд подали вовремя, и вновь возникла та же самая суматоха, шум и толчея, которые были в Бомбее.

Пассажиры-англичане в безупречно белой одежде важно вышагивали по платформе в ореоле своих привилегий, а за ними тянулись вереницы слуг и несильщиков с чемоданами и детьми, узлами постелей и теннисными ракетками, клюшками для поло и крикетными битами.

Это был невообразимый калейдоскоп: тюрбаны всевозможных оттенков, от бледно-розового до пунцового; алые мундиры; желтые одеяния буддистов; набедренные повязки самых разных расцветок…

Наконец все пассажиры заняли свои места, и вновь Орисса устроилась у окна, но на этот раз сиденья были не такие удобные, купе поменьше, а пассажирок в нем, наоборот, побольше.

Все они, кроме Ориссы, были индуски.

Напротив нее села хорошенькая миниатюрная женщина в дорогих украшениях. Присмотревшись, Орисса поняла, что она парсийка.

В Индии женщины, когда собираются куда-нибудь ехать, всегда забирают с собой все свои украшения.

Парсийка вся сверкала золотом и самоцветами: серьги в виде колец, множество разнообразных браслетов, ожерелье, усыпанное рубинами и бриллиантами, а также несколько колец на тонких, как у пианистки, пальцах.

Парсов легко было узнать. Эти последователи пророка Заратустры были потомками персов, которые эмигрировали в Индию, спасаясь от религиозного гонения мусульман.

Многие из них сумели разбогатеть и жили главным образом в Бомбее. Англичане там даже жаловались, что парсы владеют таким количеством особняков, что соперничать с ними невозможно.

У парсийки было много чемоданов, и когда поезд тронулся, она попыталась установить их на полке понадежнее. Вставая на скамью, чтобы дотянуться до багажа, она случайно наступила на край своего сари и порвала его.

Услышав досадливый возглас, Орисса сказала на урду:

— Какая жалость, ведь ваше сари такое красивое! Разрешите, я зашью его.

Парсийка в изумлении посмотрела на леди. Пока Орисса искала в сумочке швейные принадлежности, весь вагон горячо обсуждал происшествие.

Женщины наперебой ругали кули, называя его бессовестным лентяем, который ставит вещи на слишком высокие полки так небрежно, и призывали позор на его голову; досталось и железнодорожной компании за то, что поезд словно нарочно предназначался только для мужчин, и все согласились с тем, что нельзя требовать от женщины, чтобы она поднимала тяжести.

Каждая с удовольствием высказывала свою точку зрения, и это было так не похоже на строгое молчание английских леди, вместе с которыми Орисса ехала из Бомбея в ДеКи.

Искусными стежками она умело зашила сари, теперь различить, где было порвано, стало почти невозможно.

— Вы так добры! — воскликнула парсийка.

— Ну что вы! — улыбнулась Орисса, и скоро завязался общий разговор.

Они говорили о своих детях, о мужьях, жаловались на житейские трудности, на то, как трудно найти нужный отрез на сари, на отсутствие бытовых мелочей, так необходимых в каждой семье, сетовали на жару и недостаток воды, рассказывали о своих слезах и обидах, о путешествии и обо всем остальном, что приходило им в голову.

Они перекликались, как птички в клетке, наполняя вагон музыкой своей речи.

Орисса убедилась, что парсийка оказалась единственной, кто вообще мог объясняться по-английски.

— У меня магазинчик, — объяснила она Ориссе. — Мои покупатели — главным образом богатые рани, но иногда бывает заходят и английские мэм-саиб. Они покупают сари в подарок друзьям.

— У нас в Англии нет ничего столь красивого, — с улыбкой заметила Орисса.

— Но ваше платье очень красиво, — с сердечной искренностью сказала парсийка.

— Я сама его сшила, — ответила Орисса. Это признание вызвало бурный восторг у всех пассажирок, ее попросили встать, чтобы они могли полюбоваться турнюром и потрогать ткань. На комплименты они не скупились. Все это было так приятно и так по-женски.

На первой же остановке Орисса собралась было сойти, чтобы купить какой-нибудь еды, но парсийка и остальные попутчицы и слышать не желали ни о чем подобном. Они с радостью поделились с ней и пряным мясом, и чапати — всем, взятым с собой в дорогу. Ориссе эта пища показалась восхитительной.

Когда поезд остановился, старший сержант подошел к окошку вагона спросить, не нужно ли ей чего-нибудь.

Орисса попросила купить ей фрукты — апельсинов и сладких дынь, которыми она поделилась с соседками по купе, считая, что должна внести свой вклад в общий пир.

Она знала, что многие индийцы сочли бы грехом подобную трапезу совместно с англичанкой. Но между попутчицами возникло что-то вроде духа товарищества, возможно, потому, что она вела себя очень дружелюбно, и это помогло стереть кастовые запреты.

Поезд снова тронулся, и вскоре настало время устраиваться на ночь.

Народу в вагоне стало меньше, так как три женщины сошли, и Орисса могла теперь, положив ноги на соседнее сиденье, отдохнуть в более удобном положении.

Парсийка переоделась — она сменила свое великолепное, вышитое золотом сари на более скромное.

— Сегодня будет жаркая ночь, — обратилась она к Ориссе. — Вам будет тяжело спать в вашем прелестном платье. Позвольте мне одолжить вам сари, если это, конечно, не обидит вас. Будьте настолько снисходительны, примите его от меня.

— Вы правда хотите дать мне свое сари? — воскликнула Орисса. — О, вы очень, очень добры!

— Для меня это будет высокая честь, — ответила парсийка.

Весь вагон с величайшим интересом наблюдал, как Орисса снимала одежду. Они восхищались ее нижними юбками, маленьким тугим корсетом, стягивавшим ее талию, они были очарованы ее кружевными панталонами и тонкой рубашкой.

Они проявили скромность и отвернулись, когда Орисса надевала короткий лиф с глубоким вырезом у горловины, который обычно носит каждая индианка. Орисса обернула сари вокруг талии и перебросила через плечо его свободный конец в полном восторге от того, что она еще не забыла, как это делается.

Женщины заахали, изумляясь тому, как она преобразилась.

— Вы выглядите совсем как одна из нас! — воскликнула парсийка, и это прозвучало как искренний комплимент.

И Орисса вспомнила, как Чарльз назвал ее принцессой Раджастана. Рассматривая себя в зеркало, извлеченное парсийкой из своего чемодана, она убедилась, что он был прав.

В сари она чувствовала себя не только намного удобнее, нет, в нем она чувствовала себя намного привлекательней.

Сквозь рельефные складки темно-рубинового сари синеватыми искорками просвечивали ее блестящие черные волосы. Она действительно могла сойти за уроженку одной из северных провинций, где кожа жителей светлее, чем у южан.

Избавившись от стягивавшего талию корсета, она легко свернулась калачиком на сиденье и заснула.