Книга Стендаль - Сандрин Филлипетти

Будущий Стендаль, конечно, не оракул. И тем лучше: через какое-то время он так же будет относиться к собственным произведениям.

Слабость французской империи теперь ни у кого в Европе не вызывает сомнений, и потому естественным образом против нее начинает формироваться коалиция — она имеет целью сведение Франции к ее границам, существовавшим до 1791 года.

14 февраля 1813 года Бейль присутствовал на заседании Законодательного корпуса, на котором Наполеон попросил его членов проголосовать за решения, позволяющие ему начать новую кампанию. 22 февраля Пруссия подписала альянс с Россией. 17 марта она объявила войну Франции. 14 апреля Австрия также порвала своей договор с Францией и предложила свое посредничество. Спустя два дня Наполеон возглавил в Эрфурте свою новую армию, составленную главным образом из новобранцев. Неопытным новичкам приходилось обучаться военному ремеслу прямо на марше.

Бейль, разочарованный тем, что не получил должности префекта или докладчика в Государственном совете, ни даже голубого креста (хотя эти ордена раздавались направо и налево), надеялся уклониться от саксонской кампании. Ведь участие в русской кампании обещало ему больше выгод, чем многим другим, а он не получил ничего. С какой стати было ему принимать участие в следующей? Он еще не успел отдохнуть и не хотел снова заниматься делами интендантства: «Гораздо лучше спокойно пожить год в Париже и съездить ненадолго в Швейцарию или Италию». Но он получил приказ об отъезде по служебным надобностям: «Никогда еще мне не было так трудно решиться. Я определенно превращусь в варвара и умру для искусства».

19 апреля Бейль был уже на пути в Майенс. 20 мая он наблюдал пожар в Баутцене и «все, что можно видеть после битвы, — то есть ничего». 6 июня Пьер Дарю назначил опытного аудитора в Саган, в Силезию. «Я читал, нарочно после всех, этот список, питая смутную надежду не быть назначенным туда и провести десять-двенадцать дней из тех пятидесяти, которые еще будет продолжаться перемирие, — в Венеции». Но удача отвернулась от него: именно он и был назначен.

На следующий же день интендант Бейль приступил к своим обязанностям в Сагане: «Я тут важная персона, моя дорогая Полина, но, как все короли, зеваю от скуки». Ему удалось раздобыть пианино, ему доставляет книги главный уполномоченный герцогини Курляндской. При этом он обращается к своему кузену с просьбой заменить Марсиаля в Риме, как только там освободится место. Он так загружен работой, что у него не остается свободного времени. Но, записывает он, «поскольку нежных чувств во мне самом нет, девушки внушают мне ужас».

Ровно в день годовщины своего отъезда в Россию Анри записал в «Журнале»: «Что это был за год! Для полноты картины я получил еще это интендантство, и теперь не хватает только болезни». Как в воду глядел. Вернулась сильная лихорадка по утрам с приступами бреда — впрочем, от нее была и польза: он был отправлен на лечение в Дрезден. Весьма довольный этим, больной добрался до столицы Саксонии 28 июля — и как раз успел на представление любимой оперы «Тайный брак». Но он совершенно обессилен.

12 августа 1813 года Австрия объявила войну Франции. Пришел черед империи расплачиваться — падение имперского лагеря становилось неизбежностью. На следующий день состояние здоровья Анри резко ухудшилось и он не смог выехать с миссией во Франкфурт. Он болен уже два месяца. Пьер Дарю разрешил ему вернуться в Париж, и 14 августа Анри отправился в обратный путь — в тот самый день, когда прусский маршал Блюхер развернул боевые действия. Дрезденская битва была уже в самом разгаре, когда Анри вернулся в Париж с тысячей франков золотом и тридцатью одним наполеондором в кармане. Он доверительно сообщил сестре: «Под большим секретом — его сиятельство герцог К[адорский], очарованный моей физиономией, позволил мне отправиться на юг кормчим на галерах — чтобы немного согреться. Так что я еду в Милан. Для посторонних — я в Куларо и со своей семьей. Как раз там я действительно был ровно два года и два дня тому назад». С дороги он написал Александрине Дарю: «Я очень устал. Мне очень хотелось бы, чтобы обо мне вообще забыли, пока М[арсиаль] или господин Петие не освободят свой пост».

7 сентября перед Анри вновь предстали купола Милана. Он еще очень слаб, а езда на казенном месте в карете его совершенно измучила. Поклонник Италии решает теперь «искать удовольствий более разумно». Впрочем, театры, оперы, галереи, визиты следуют один за другим, но не опьяняют его радостью, как это бывало прежде. Вероятно, причиной тому его здоровье, которое не торопится на поправку. Другой причиной, вероятно, является Анжела Пьетрагруа: она не слишком расположена к нему и часто отсутствует. Анри подозревает о существовании соперника и оказывается в тягостном положении неопределенности. Ему остаются пока чтение и записи наблюдений за итальянскими нравами. «Я не вцепляюсь ни в какую книгу, и только в таком состоянии могу читать плодотворно, пополняя запас мыслей, а точнее — укрепляясь в своих воззрениях, и тем самым я все более приближаюсь к правде. Она для меня (в смысле познания человека) как картина, покрытая слоем известки: с каждым осыпавшимся куском она открывается мне все более».

Мгновения удовольствия случаются у Анри все реже. Его сильно заинтересовали мысли врача и философа Пьера Жана Жоржа Кабаниса о памяти: «Как только я стану стареть, именно память начнет меня подводить в первую очередь». Он открывает для себя озеро Ком и Венецию, довольствуется крохами близости с Анжелой в ее сельском владении Монца, но настоящего занятия себе найти не может. Должен ли он отчаиваться, что не в состоянии стать для своей возлюбленной тем, чем был для нее Луи Жуанвиль? И вправе ли он также рассчитывать на любовь этой редкой женщины? К тому же пребывание Анри в Италии было сильно омрачено известием о смерти дедушки Ганьона — это случилось 20 сентября.

Дела по службе потребовали его присутствия в Париже — он вернулся туда 14 ноября. Хотя он попросил освободить его от воинской повинности в связи со своим служебным положением и получил такое разрешение, но обязанности аудитора требовали его присутствия в департаменте Изер, где он должен был набрать военный контингент численностью до трехсот тысяч человек. Оказавшись под началом сенатора Жана Дени Рене Лакруа де Шевриера, графа де Сен-Валье, Анри Бейль вынужден был сопровождать его в Гренобль и помогать ему в его деле: от них требовалось обеспечить защиту национальной территории силами 7-го военного дивизиона. Оказаться в родном Гренобле по такому поводу — худшего наказания нельзя было придумать: «Моя сестра, эта добрая душа, ни минуты не обольщалась и искренне жалела меня, видя, в какое дерьмо я попал».

5 января 1814 года он с отвращением ступил на землю родного города. Первые две ночи он провел в доме отца, но постарался как можно скорее снять себе комнату. «В ней у меня было хотя бы несколько минут одиночества, которые были не столь заражены тоской и моральной тошнотой, как все остальное время в Гренобле».

Организация защиты целого региона — дело непростое. Надо было мобилизовать национальную гвардию и отряды добровольцев, наблюдать за противником, дислоцировавшимся поблизости, сконцентрировать войска, следить за изготовлением снарядов, снабжать ими гарнизон, предупреждать возможные беспорядки, исполнять разнообразные поручения начальства и еще осуществлять связь с Шамбери. Анри толково и усердно принялся задело, но сразу же пал жертвой различных препятствий. Префекты Фурье и Фино возложили на него слишком трудные задачи — и его здоровье не выдержало. Анри серьезно заболел, так что вынужден был даже соблюдать постельный режим. Работа, возложенная на него, была настолько сложной, что граф де Сен-Валье направил ходатайство о награждении орденом своего талантливого помощника. Затем начальник удовлетворил его просьбу о возвращении в Париж.