Книга Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис - Людмила Соколова

И тогда в ее жизнь почти на сорок лет вошел Театр-студия киноактера. В 50—60-е он заявлял о себе интересными постановками, в нем не только числились, но и играли многие звезды. Для одних это был только тренинг перед новой работой в кино, а для таких, как Конюхова, это был целый мир, родной мир.

— Я — труженица, я — крестьянка. Люблю «пахать». Я всегда думала: почему больше всего на свете люблю репетиции? Всегда неслась на них. В театре говорили: «Таня приходит на репетицию всегда с улыбкой до ушей, и кидается в нее так, словно выступает на Олимпийских играх». А я очень люблю пробовать, импровизировать…

В Театре киноактера Татьяна Конюхова играла во многих спектаклях. В 1978 году на мюзикл «Дурочка» по пьесе Лопе де Вега с ее участием сбегалась вся Москва. Много лестных слов знаменитостей, посмотревших спектакль, хранят подаренные ей программки. «Каждый осенний вечер» Пейчева, «Чудо» Метерлинка, «День приезда — день отъезда» Черных, «Комедия ошибок» Шекспира, «Восемь женщин» Тома, «Ссуда на брак» Воинова, «Да здравствуют дамы!» Нушича, «Праздник непослушания» Михалкова, «Бесы» Достоевского… Названия говорят о том, насколько расширился, — как об этом и мечталось, — жанровый репертуар актрисы. Она искала, пробовала и получала истинное удовольствие от работы.

— Существуют в мире какие-то определенные законы, впрочем, все записанные в Библии. Но дальше «не убий», «не укради» и «почитай родителей» многие ничего не знают. Есть незыблемые определения существования на земле: прежде всего человек должен предъявлять требования к себе. Это называется в Библии — совершенствуй себя. Я всегда спорю со всеми в определении актерства как грешной профессии. Почему? Ведь скульптор создает из гипса или металла, живописец творит на холсте — и это называется искусством. Музыкант из скрипочки извлекает божественные звуки… А актер рождает произведение искусства посредством собственного тела, голоса, таланта… Распахивает душу и отдает ее людям… Так что же в этом грешного?

За театр судьбе от Конюховой — отдельное спасибо, а вот с кино все обстояло иначе: почти за двадцать лет у нее не случилось ни одной крупной или интересной роли. В принципе, Татьяна Конюхова оказалась в положении многих звезд советского кино, которых время затягивало в зыбучие пески забвения. Именно тогда, когда были и силы и желание работать, когда годы уже отточили мастерство, расцветили палитру актерских красок…

Почему так происходит? Татьяна Георгиевна, естественно, тоже задумывалась над этими непростыми вопросами.

— У нас часто спрашивают молодые журналисты: «Вам, наверное, тяжело жилось при Советской власти? Вам трудно было пробиваться?..» Да чушь собачья! Так же, как и в Голливуде, как везде… Потому что в нашей профессии все решает «господин случай», вкус человека, который набирает курс либо собирается снимать фильм… Его взгляды на искусство. Вот Мейерхольд придумал «систему пяти пунктов», по которым считал, может ли человек стать артистом, тем более счастливым артистом. Это когда с его требованиями совпадали психофизические данные актера, вплоть до тембра голоса. Плюс — непременно! — наличие обаяния. Это мистическое понятие: что-то, обволакивающее другого человека, затягивающее его в себя, заставляющее сопереживать.

За рубежом продюсеру ясно, что это — талант, и в него надо вкладывать деньги. Зритель голосует за него своим долларом. И если там человек добился успеха, то он на гребне, никто его оттуда не вышибет, если он сам ни погубит свою жизнь или не прекратит…

Трагические судьбы есть везде, они были и будут… Сменился стиль танцев, — и Фред Астор остался не у дел. Как и Элвис Пресли, который, кстати сказать, мечтал в кино сыграть Пушкина. Свидетель этому мой муж, который оказался в Лос-Анджелесе на приеме у Грегори Пека и увидел там Пресли. Тот узнал, что будут русские спортсмены, пришел проверить, примут ли они его за «Пушкина» или нет. И только мой муж это заметил, потому что был мужем актрисы.

А у нас — будь ты хоть семи пядей во лбу!.. Я могу это на своей жизни продемонстрировать, но на чужой даже ярче: именем этой звезды названа планета — Нонна Викторовна Мордюкова!.. А сколько ролей, написанных словно на нее, она не сыграла?..

Как это калечит актерские судьбы! Иногда даже отнимает жизни. От обиды и безысходности заставляет глушить себя алкоголем или наркотиками.

У Татьяны Георгиевны были поводы горевать над проблемами в искусстве, но хотя бы сложилась супружеская жизнь: целых двадцать семь лет счастья! Далеко не идиллического и не безоблачного, поскольку оба обладали характерами сильными и взрывными. Владимир Васильевич защитил две диссертации, стал профессором, человеком известным и весьма уважаемым. Но тем, кто видел его во гневе, становилось дурно: взъерошенные волосы, разбросанные по квартире вещи, звериный рык: «Где?» Только жена проницательно догадывалась, что речь в тот момент могла идти о кусочке бумажки с записанным телефоном. Она мгновенно выуживала из вселенского хаоса искомый обрывок, и муж восторженно чмокал ее в щеку: «Ты — мое чудо! И что бы я без тебя делал?»

Но она еще не знала, что где-то из невидимых песочных часов уже высыпались последние песчинки их счастья…

— Я всегда много читала и как-то встретила поразившие меня слова Циолковского: «Вы думаете, это скопление облаков на небе? Водяные пары? Это души летают»… Я в этом убедилась. Мы как-то шли с сестрой по полю. Надвигалась страшная гроза, поэтому я все время поглядывала на небо. И вдруг как закричу: «Смотри: голова!» Я только не произнесла, что это голова моего мужа. Ну, просто как тень от скульптуры. Сестра отмахнулась: «Да ну тебя с твоей мистикой!» Прошел год, и мужа не стало: сгорел, как свечка, от какого-то ураганного рака. Он всю жизнь не пил и не курил, занимался спортом, а 13 апреля упал и 29 августа 1986 года его не стало. Ему было всего пятьдесят пять.

Когда Володи не стало, я безумно много курила, ночами не спала. Как только закрывала глаза, у меня такие жернова ворочались в голове!.. Я физически ощущала, как мысли сплетаются в клубок колючей проволоки… Я обложилась газетами, журналами, книжками по философии. Читала, чтобы только не думать… Это врач его убил: сказал в открытую, что у него рак. А ему нельзя было это говорить! Через двадцать минут у Володи была клиническая смерть: он ахнулся головой об стенку, и произошло сотрясение мозга. И мужа парализовало у меня на глазах. Двадцать минут назад лежал человек с синими глазами, смотрел на меня, верил, что все будет хорошо… Даже пошел на поправку, а тут в одночасье…

Татьяна Георгиевна очень тяжело переживала смерть супруга. Свою большую квартиру на Васильевской, что по соседству с Домом кино, всю перестроенную по своему вкусу (с опережающей время идеей встроенной мебели), оставила семье сына. Сама же перебралась в небольшую двухкомнатную на окраине Москвы, на Крылатских Холмах. В ней царит Память. В виде разноцветных длинных копий, которые когда-то метал муж, фотографиях «Давида» на стенах и его спортивных трофеях на полках… Рядом с которыми фото любимой внучки, красавицы Олечки, у которой — в бабушку — отличные показатели в учебе и спорте. Все же великая вещь — хорошие гены!