Книга Сталин - Святослав Рыбас

Конечно, Ленин преувеличивал. Хлеб в стране еще имелся, свобода тоже наблюдалась. С миром было сложнее. Но как можно выйти из войны без потерь для страны? Заключить сепаратный мир? Капитулировать? Похоже, Ленин тоже не знал ответа.

Главными союзниками пролетариата он считал «массу полупролетарского и частью мелкокрестьянского населения в России», а также «пролетариат всех воюющих и вообще всех стран».

Опираясь на этих союзников, Ленин полагал, что российский пролетариат «может пойти и пойдет… к завоеванию сначала демократической республики и полной победы крестьян над помещиками… а затем к социализму, который один даст измученным войной народам мир, хлеб и свободу».

Можно представить, как Сталин и Каменев были огорошены, получив эту статью. Они поняли, что оторванный от России партийный руководитель мыслит, мягко говоря, чересчур глобально. В действительности же у большевиков еще не было ни должной разветвленной организации, ни реальных союзников, ни вооруженной силы. Единственное, что имелось в наличии, — участие в Совете, большинство в котором принадлежало эсерам и меньшевикам.

В конце концов они рискнули принять ответственное решение: статью печатать в отредактированном виде, сократив наиболее неадекватные пассажи и выводы. Сокращения текста были равны примерно 20 процентам от всего объема, то есть весьма значительны.

Показательно, что тогда же в Германии философ Макс Вебер в газетной статье высказал те же мысли, что и Ленин: большинство русского народа требует «экспроприации всей некрестьянской земельной собственности и списания всех иностранных долгов России», чтобы не платить огромных процентов по этим долгам46. Замысел Ленина был поистине глобальным: революционным ударом обрушить все феодальные препоны для свободного развития экономики.

Вернувшись в Россию 3 апреля, на следующий день Ленин выступил на Всероссийском совещании партийных работников и, в частности, сказал: «Россия сейчас — самая свободная страна в мире из воюющих стран. Пролетариат недостаточно сознателен и организован. Буржуазия оказалась сознательной и подготовленной. Обещать людям, что мы можем кончить войну по одному доброму желанию отдельных лиц — это политическое шарлатанство»47.

Таким образом, в оценке текущего момента Ленин мало разошелся со Сталиным, а лозунг «Никакой поддержки Временному правительству» в условиях реального двоевластия был лишь иной формой контроля. А о контроле говорил и Сталин.

И все же 8 апреля «Правда» возразила Ленину по принципиальному вопросу: «Схема т. Ленина представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазнодемократической революции законченной и рассчитана на немедленное перерождение революции в социалистическую».

Впоследствии, в 1924 году, когда велась борьба за политическую власть в стране, Сталин признал ошибочность своей тогдашней позиции: партия «приняла политику давления Советов на Временное правительство в вопросе о мире и не решилась сразу сделать шаг вперед от старого лозунга о диктатуре пролетариата и крестьянства к новому лозунгу о власти Советов».

Он признал, что разделял тогда «эту ошибочную позицию» и отказался от нее, когда Ленин выступил с «Апрельскими тезисами». Признавшись в мнимой ошибке, Сталин легко снял раздуваемые Троцким обвинения.

Временное правительство представляло собой собрание торжествующих интеллигентов, вознесенных на вершину власти. Как предсказывал Николай II, у них не было административного опыта, чтобы управлять страной.

И что еще хуже, среди них не было единства. За Временным правительством стояла какая-никакая парламентская и земская либеральная традиция, за Петроградским Советом — заводские рабочие и революционные войска. Само правительство было компромиссом этих двух сил и ареной борьбы.

Министр иностранных дел Милюков выступал за верность союзникам и продолжение войны, министр юстиции Керенский был за пересмотр целей войны («без аннексий и контрибуций»).

Но за Керенским стоял Петроградский Совет. Это для союзников оказалось достаточным аргументом, чтобы поддержать Керенского против Милюкова.

Французский посол Палеолог тщетно пытался убедить свое правительство: «С Керенским — это верное торжество Совета, то есть разнуздание народных страстей, разрушение армии, разрыв национальных уз, конец русского государства»48. Но Палеолога отправили в отставку.

Подчеркнем как важнейшее обстоятельство: действия Парижа велись в том же направлении, что и политика Ленина. Считая, что поддерживают «русскую демократию», союзники нанесли по правительству сильный удар. Центр тяжести стал сильно смещаться влево.

В то время в Берлине тоже не сидели сложа руки. Германский посол в Дании граф Брокдорф-Ранцау, который курировал подрывные действия против России, в послании в МИД рекомендовал содействию «широчайшего возможного хаоса в России».

Из Копенгагена в Берлин направился Гельфанд-Парвус, предложивший максимально содействовать переезду русских эмигрантов-социалистов из Швейцарии в Россию. Гельфанд утверждал, что Ленин, благодаря более сильной натуре, «отодвинет в сторону» социалистов из Временного правительства (Керенского и Чхеидзе) «и будет готов к немедленному подписанию мира».

Ленин согласился вернуться на родину через Германию, но поставил условие: вместе с ним едут и социалисты-оборонцы (меньшевики). Таким образом, он сразу показывал, что не собирается играть роль немецкого агента.

Более того, в Стокгольме на просьбу Гельфанда о встрече Ленин ответил категорическим отказом. 3 апреля, выступая на торжественной церемонии на Финляндском вокзале по случаю своего прибытия в Россию, Ленин произнес фразу, от которой немцы должны были содрогнуться. Он сказал о перерастании русской революции в мировую. Образно говоря, Ленин воспользовался немецким бензином для своей машины, чтобы довезти немцев до пропасти.

Поэтому в мемуарах германского главнокомандующего Э. Людендорфа это обстоятельство отражено с некоторым изумлением: «Отправляя Ленина в Россию, наше правительство приняло на себя и особую ответственность. В военном отношении поездка была оправданной, Россия должна была пасть. Но наше правительство должно было следить, чтобы не пали и мы»49.

У Ленина не было никакого сожаления ни по поводу погибшей Российской империи, ни по поводу обреченной Германской.

Вы хотите «максимально возможный хаос»? Так получите его!

Объективно говоря, Ленин был неподкупен, о чем свидетельствовал даже такой его противник, как французский посол Палеолог. Немцы просчитались.

Примерно то же, что и Германия, проделали союзники: они доставили на броненосце в Россию социалиста-оборонца Г. В. Плеханова и еще сорок его сторонников. Американцы же организовали отправку в Россию Троцкого, который вскоре станет первым наркомом иностранных дел и опубликует дипломатические документы Российской империи, что позволит Штатам уже не считаться с союзниками в российских и европейских вопросах.

Очевидны финансирование и всяческая поддержка революционных перемен в России с обеих сторон. Никого не интересовало, что будет с Россией и кому она достанется. Единственное, чего от нее хотели: либо выход из военных действий, либо, наоборот, продолжение их.