Книга Инициация - Лэрд Баррон

Комнату загромождали передвижные вешалки с побитой молью одеждой, книжные шкафы, забитые заплесневелыми детскими книжками и журналами вроде «Лайф» и «Тайм», и кучей антикварных кукол. Тетя Ивонна была коллекционером, некоторые куклы отсылали ко временам Гражданской войны [49]; у нее был даже деревянный индеец – таких торговцы когда-то выставляли на тротуарах рядом с магазинами. Он выжидал в тени, покрытый толстым слоем пыли; его изъеденное термитами лицо выглядело довольно жутко – изможденное, с заострившимися чертами: вождь племени чероки, изуродованный голодом и оспой, неупокоившаяся душа, обреченная на призрачное существование на чердаке.

В глубине алькова стоял старинный проектор «Вестингауз» [50] и десяток контейнеров с пленкой, надписи на которых почти невозможно было прочитать, поскольку бумага пожелтела, а почерк у Моков был ужасный. Те немногие, что поддавались расшифровке, представляли собой чистейшее арго: «Эксп. Иерофант 10/38»; «Эксп. г. Фудзи 10/46»; «Псвщ. в стрц. (Беатриса Дж.) 10/54»; «Астробиокнгрс 5/76» (ключевые докладчики Т. Риоко и Г. Кэмпбелл); «Организационные паттерны прото-трилобитов (Л. Плимптон) 8/78»; «Позвоночник экальтадетов, Дуин Бэрроу 11/86», «КлтСП 9/89» и тому подобное. В углах пылились деревянные ящики и сундуки, оклеенные ярлыками с печатями экзотических портов. Некоторые из них были относительно новыми, оставшимися от экспедиций Мишель в Африку, Малайзию, Полинезию и дюжину других регионов.

Несколько незаконченных картин маслом, накрытых холстом, были прислонены к мольберту: плоды трудов неизвестного художника. Работы были выполнены в импрессионистской манере. Образы, запечатленные на полотнах, сеяли в душе тревогу: перед деформированными гуманоидами высились зловещие звероподобные существа и виднелись смутные очертания каких-то бесконечно замысловатых структур. Картины поразили Дона, как поражали примитивные изображения антропоморфных богов и циклопических зиккуратов, в которых такие существа обычно обитали. При этом все словно пропущено через призму западноевропейского сознания, да еще и отягощенного, судя по всему, психическим расстройством или извращенной тягой к гротеску. Дон предпочитал не рассказывать о картинах Мишель, опасаясь, как бы у нее не возникла к ним нездоровая привязанность и она не настояла на том, чтобы развесить «шедевры» на видных местах.

Еще хуже обстояло с черно-белой фотографией плакатного размера, где на размытом серо-белом фоне был запечатлен в три четверти высокий долговязый субъект рядом с каким-то деформированным карликом. Оба были одеты в строгие костюмы и фетровые шляпы; на тощем великане, руки и ноги которого, казалось, включали слишком много суставов, были черные очки без оправы, а карлик ухмылялся в камеру, щеголяя демонической бородкой. Судя по разводам и налету, фото было сделано во времена «сухого закона» [51] или Великой депрессии [52], хотя пожелтевшая бумага и толстый слой пыли затрудняли точную идентификацию. «Р. с другом» – гласила надпись в углу. Оба субъекта не внушали Дону симпатии, и ему оставалось только гадать, кто они и что с ними стало.

Он криво усмехнулся – если мужчины рода Мок выглядели так в старости, неудивительно, что они вели уединенный образ жизни. Кроме этого снимка были еще и другие, но они так сильно пострадали от огня, что изображения почти исчезли. Края фотографий загнулись и почернели, создавая впечатление, что кто-то швырнул их в печку, а затем запоздало раскаялся.

– Я смотрю, вы так и не избавились от этого хлама, – Курт прикурил сигарету. – Здесь не повернуться. И эти чертовы куклы. Они меня в детстве пугали до смерти.

– Кхм, в доме не курят, – Дон сделал большие глаза и провел пальцем по горлу.

Он многозначительно потыкал пальцем в пол, откуда сквозь вентиляционную решетку то и дело доносились звуки приглушенного смеха:

– Таков закон.

Сам он регулярно бросал курить со дня запуска первого спутника.

Курт выдохнул дым с экстатическим видом кайфующего наркомана:

– Фиг я пойду в такую собачью погоду на улицу. А без курева у меня башка взорвется. Хочешь?

– О да, – Дон почти выхватил предложенную сигарету из руки сына. Несколько минут они курили в блаженной тишине, и алкогольные пары в крови Дона начали уступать никотиновому приходу. – Ну и по какому поводу?

– Ты о чем?

– Я о том, что мы видим Холли в лучшем случае раз в год. Что касается тебя, ты вечно крутишься на своей работе как белка в колесе. И вот вдруг вы оба пожаловали, да еще как снег на голову, хочу заметить. Ну так что случилось?

Курт выдохнул из ноздрей дым:

– Мама нам пригрозила. Хочешь сказать, ты не в курсе?

– Мне хватало и ваших открыток, сынок. Я дорожу своим миром и покоем. Пригрозила вам чем?

– Отлучением от наследства, чем же еще?

– С этим она опоздала.

– Ха-ха! Я шучу – это она Холли просила приехать, а не меня. Я прибыл, потому что хотел поговорить, – Курт затянулся, сосредоточенно сморщившись, как бывало всякий раз, когда его в высшей степени прозаический ум наталкивался на слишком сложную для него задачу. – Дело в том… Это даже странно, но…

– Ой-ёй, – прервал его Дон. – Быстро! – Он затушил сигарету, спрятал окурок в нагрудном кармане и бешено замахал руками, разгоняя дым над головой.

– Эй, ребята, – крикнула снизу Мишель. Ее тень заплясала на потолке над ступеньками. – Как там у вас дела?

– Э-э, кхе-кхе, – отлично, дорогая! Почти закончили, – ответил Дон, стараясь не поддаваться щекотке в горле, невыносимой потребности зайтись в кашле.

– Ну и отлично. Тогда спускайтесь-ка, сделайте милость. У Холли еще один кофр на крыльце, мы же не хотим, чтобы она что-нибудь себе потянула, пытаясь его поднять, правда?

– Правда-правда, она же такой нежный цветок, – сказал Дон. Он повернулся к Курту и пожал плечами: – Ну что, пойдем перетащим?

– Угу, – Курт чуть-чуть приоткрыл окно, чтобы образовалась тяга и дым устремился в узкую щель прямиком в грозовой водоворот. – Поговорим попозже.

7

Буря затихла, небо окрасилось в золото и багрянец. На много миль вокруг все стало черным и лиловым, над головой завис налитый кровью глаз Юпитера. Дамы откомандировали Дона и Курта в город пополнить запас товаров первой необходимости – винных шпритцеров и свечей.