Книга Механизм жизни - Андрей Валентинов

Сам Эрстед надышался ядовитой дрянью куда сильнее Гамулецкого, но старался не подавать виду. Если уж старик так держится, нам и подавно грех давать слабину. От нюхательной соли он отказался, но поданной Никитой еде – пирогу-рыбнику, мясной кулебяке и соленым груздям – отдал должное. Как и смородиновой настойке, которую хозяин всячески рекомендовал. Откушав с немалым удовольствием, Эрстед убедился: иллюзионист знает толк не в одних китайских чаях да хитроумной машинерии.

Два часа пролетели стрелой. Вставая из-за стола, полковник был готов к дальнейшим подвигам.

– Спускаемся? Думаете, времени прошло достаточно?

– Уверен. Все органические растворители, которые я использовал, весьма летучи. По крайней мере предварительные результаты будут видны.

В подвал спускались с опаской. Эрстед распорядился, чтобы Никита с подсвечником шел позади всех. Едва, мол, махнут тебе рукой – замри на месте и дальше не суйся. Однако страхи оказались напрасны. Вонь в подвале ощущалась, но вполне терпимая. Можно дышать, не боясь грохнуться в обморок.

– Ну-ка, поглядим…

Картина в большинстве кювет не слишком вдохновляла. Желто-белесая жижа, точь-в-точь моча больного диабетом, еще не посетившего лечебный курорт в Лугачовице, – или жалкий осадок под слоем мутной жидкости.

– Теперь мы знаем: ксилоидин в двууглеродистом водороде не растворяется, – констатировал неунывающий Эрстед, сверившись с записками. – Зато смеси растворителей…

– А это что такое? – Гамулецкий стоял в дальнем конце стола, у последних номеров. – Смотрите, Андерс Христианович!

И, прежде чем датчанин успел его остановить, проворно запустил руку в кювету.

– Побойтесь Бога, Антон Маркович! Зачем же руками хватать?

Неугомонный старик виновато потупился:

– Привычка. Все надо на ощупь попробовать…

– Хорошо, что там не было кислоты или щелочи. Обожглись бы, – ворчливо выговаривал ему Эрстед. – Кстати, а где образец?

Он уставился на кювету, испачканную черной грязью. За исключением нее, кювета была пуста.

– У меня в руке, – тоном удачно напроказившего мальчишки сообщил восьмидесятилетний фокусник. – По консистенции напоминает сырую глину. Мнется, лепится… и сохнет прямо в пальцах. Вот, извольте взглянуть.

Гамулецкий продемонстрировал кругляш неправильной формы. Более всего тот напоминал крупную сливу, черную от спелости.

– Хм… любопытно… – забыв о наставлениях минутной давности, датчанин в свою очередь ткнул в кругляш пальцем. На образовавшуюся вмятину он воззрился, как Моисей на пылающий куст. – Говорите, быстро высыхает?

– Совершенно верно, голубчик.

– Если не возражаете, помните его еще чуточку. Глядишь, скорее застынет. Тогда и увидим, что у нас получилось.

Не сговариваясь, оба естествоиспытателя опустили глаза на листок бумаги, где были перечислены компоненты «сливы».

– Значит, смесь растворителей. Плюс дополнительный загуститель… С остальным разберемся потом. Есть у меня подозрение, Антон Маркович, что вы держите самый перспективный образец.

Гамулецкий продолжал усердно мять «сливу» в пальцах. Та уже не пачкала руки. Когда по прошествии четверти часа образец застыл окончательно, он походил на толстую сигару, которую изваляли в угольной пыли. Забрав «сигару» у иллюзиониста, Эрстед в задумчивости постучал ею по столу, колупнул ногтем.

– Твердая, как камень. Гвозди забивать можно.

– Вы изобрели молоток! – хихикнул старик. – Мастеровые вас благословят! Но нас, если вы помните, интересует другое применение этого чуда. Испытаем?!

Взгляд хозяина дома пылал боевым задором.

– Только не здесь! Мы понятия не имеем, каков будет эффект. Нужно уединенное место, где мы проведем испытания без свидетелей. Иначе нас могут неправильно понять.

– Вы совершенно правы, Андерс Христианович! Как же это я дал промашку? Случись взрыв – мигом примчится полиция, жандармы… Нет, нам с вами эксцессы ни к чему. Тем паче вы иностранец, особа под подозрением…

В словах и движениях Гамулецкого пробилась суетливость, ранее не свойственная мэтру. Это неприятно удивило Эрстеда.

– Едемте за город! Я велю Никите пригнать извозчика.

– Погодите. Вы ведь помните, в чем заключалась исходная проблема?

– Гигроскопичность!

– Вот и проверим. Никита, графин воды и стакан!

Наполнив стакан, Эрстед окунул туда «сигару» и пару минут болтал ею в воде. После чего извлек предмет исследований, провел по нему пальцем.

– Ни малейших признаков размягчения. Дайте мне платок.

Он тщательно вытер образец и протянул его хозяину дома:

– Убедитесь, Антон Маркович. Никаких следов влаги.

– Замечательно, голубчик! Едемте!

3

Миновав здание Лесного института, пролетка выбралась на Муринский выезд. Петербург остался позади. В спину летел перезвон колоколов; по правую руку за деревьями маячила россыпь крестьянских изб, крытых соломой, – «богоспасаемое сельцо Спасское», как пошутил Гамулецкий. Свернув на развилке влево, к лесу, пролетка отмахала, подпрыгивая на ухабах, еще сажен сто и остановилась.

– Приехали, – сторожась извозчика, шепнул Эрстеду фокусник. – Место тихое, безлюдное. Даже будочника тут отродясь не видали…

Сидевший рядом с кучером Никита велел тому «вертать» к выезду и ждать там, спрыгнул на землю и помог хозяину выбраться из пролетки. Эрстед обошелся без помощи слуги. Когда они углубились в лес, багряно-золотое великолепие осени, столь редкое для здешних промозглых краев, обступило людей. Под ногами шуршала палая листва. Датчанин дышал полной грудью, наслаждаясь горьковатой прелью.

«Ну не кощунство ли, – думал он, – нарушить эту глубокую мирную тишину грохотом взрыва? Отравить густой и терпкий воздух гарью? Увы, наука требует жертв…»

Смеркалось. Последние лучи солнца насквозь пронизывали лес. Пурпурные спицы тыкались в заросли, высвечивая часть шершавого ствола, ажурное кружево кустарника, грозди рябин, ядреный подберезовик с листком клена, прилипшим к масляной шляпке; наособицу торчал черный пень, похожий на постамент для языческого изваяния.

Пристроив «сигару» на краешке пня, Эрстед взял у Никиты пороховницу и стал насыпать дорожку. Он не хотел рисковать.

– Прошу всех отойти подальше.

Слуга с готовностью повиновался, резво удрав чуть ли не в самую чащу. Гамулецкий, сгорая от любопытства, попятился с неохотой, не дальше соседнего дерева. Эрстед сперва хотел настоять, чтобы старик ушел подальше, но решил не вступать в долгий спор и достал серебряную коробку с фосфорными спичками. Едва порох вспыхнул, он со всех ног бросился прочь – и силой увлек фокусника за могучий дуб, способный выдержать удар пушечного ядра.