Книга Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон

– Что? – воскликнул Стэн. – Это неправда! Этел, скажи им, что это не так!

Этел снова хихикнула. Стэн помотал головой.

Льюк продолжал:

– Что же касается ви́дения любви, Этел чувствует, что любовь – такая штука, у которой есть начало, середина и конец.

– Со Стэном – нет! – сказала Нэн. – С ним у нее есть только начало и середина!..

Все рассмеялись.

– Очень смешно, – сказал Стэн, хотя и сам смеялся.

– …Поэтому Этел полагает, что в любви должны быть все три эти составляющие, потому что без начала любовь – не любовь; а просто фрагмент. Без середины – тоже не любовь, а лишь справка об авторе. А без конца, даже если в какой-то миг это по правде была любовь, она уже не будет любовью той же разновидности, а будет чем-то совсем иным. Без конца это будет фраза, набранная в подбор и тянущаяся в забвение…

Когда Льюк закончил представлять взгляды Этел на любовь, доктор Фелч поблагодарил его, и слово взяла Этел – представлять, в свою очередь, Льюка.

– Как обещано, я буду представлять Льюка Куиттлза, – сказала Этел. – Имя его происходит из библейских источников, поскольку оба его родителя – экуменические баптисты. Евангелист Лука выбран был потому, что он, библейский Лука, выступал святым покровителем художников, мясников и неженатых мужчин – а родители Льюка надеялись, что он, кулинарный Лука, однажды станет ими всеми; к сожалению, когда в достаточно раннем возрасте стало ясно, у Льюка другие устремления в жизни, родители полностью от него отказались. Льюк утверждает, что, если б он не был в Коровьем Мыке, он бы где-нибудь работал знаменитым шеф-поваром, однако Судьбе и тщательно скрываемой – и да, мучительно постыдной – тяге к выпивке угодно было замыслить привести его сюда, в колледж, в период его засухи и опустошенья. Он благодарен за выпавший ему второй шанс и свою миссию в колледже видит в помощи студентам отомкнуть скрытый в них потенциал не только на кухне, но и в каждом аспекте их существования. Он верит, что любовь – как энчилада, незатейливая на вид, но с бесконечным разнообразием перемешивающихся вкусов и текстур в сердцевине.

– А личная тайна? – подсказали мы.

– Словно мало одной привычки к пьянству, – сказала Этел, – у Льюка еще и слабость к насильственной порнографии и несовершеннолетним шлюхам.

– Ой, – произнес доктор Фелч. – Ну, это определенно засчитывается. Ладно, кто следующий?

– Я, – сказала Нэн, откашлявшись перед тем, как продолжить: – Как все вы знаете, мой партнер – Стэнли Айзек Ньютаун, или, как сам он отметил, причем не без гордости, сокращенно САН. Имя свое Стэн получил потому, что его родители воспитывались в разных социальных контекстах и решили, что оно звучит экзотично. Его второе имя они выбрали потому, что сочли, будто тонкая отсылка к основоположнику матанализа будет хороша. Стэн говорит, что если б он не оказался здесь, в Коровьем Мыке, жил бы в Вермонте и работал консультантом на строительстве бункера для выживания; но раз уж он здесь, можно и внести лепту в миссию колледжа, поощряя студентов исследовать великое разнообразие множества мировых культур, чтобы учащиеся лучше могли ценить достоинства американского образа жизни. Его постыдная личная тайна – в том, что однажды он фальсифицировал исследование, опубликованное несколькими академическими журналами, однако по иронии судьбы именно оно стало краеугольным камнем, на котором воздвиглась вся его карьера. Но раз там все фальшивка, он тревожится, что однажды правда вылезет наружу и ему как ученому и человеку настанет конец.

– Спасибо, Нэн, – сказал доктор Фелч. – А озарения Стэна о любви? Он вам что-нибудь открыл?

– Ах да, чуть не забыла. Стэн полагает, что любовь мимолетна и обманчива, но к ней нужно стремиться во что бы то ни стало. Он утверждает, что она не сильно отличается от потерянной цивилизации, что является взорам лишь через много лет непрерывной веры в ее существование – ну и, конечно, тщательных раскопок. Он признает, что, хотя ему удалось открыть в свое время несколько потерянных цивилизаций, у него так и не получилось обнаружить тайны истинной любви. То есть по-настоящему влюблен он никогда не был.

За столом все ахнули.

– Вы имеете в виду, не считая Этел?..

– М-м, нет… считая Этел. – Нэн пожала плечами, словно извиняясь за бесчувственность Стэна.

Тут вся группа примолкла. В воцарившейся неловкости никто за столом толком не знал, что и сказать. Наконец Рауль обхватил миссис Ньютаун рукой за плечи и сочувственно их сжал.

– Не беспокойтесь, Этел, – сказал он. – На этом свете конспирологов навалом.

– Ну хорошо! – сказал доктор Фелч, стараясь быстро направить обсуждение в новое русло. – Кто дальше? Нэн только что закончила представлять Стэна. Поэтому теперь, Стэн, бессердечный вы мерзавец, похоже, вы – следующий…

При этом Стэн сверился со своими записями и сжал губы перед тем, как заговорить. Но не успел он начать свое представление, низкий рокот, нараставший в отдалении уже некоторое время, вдруг стал очень громким, мы все подняли головы и увидели, как хвост пыли тянет за собой голубой «олдзмобил-звездное-пламя». Машина была огромна, вся сверкала и блестела полировкой – и когда подъехала к чахлому дереву и остановилась, открылась дверца, наружу вышел Уилл Смиткоут, многолетний штатный профессор истории и недавно назначенный председатель комиссии по ориентации нового преподавательского состава. Одет Уилл был точно так же, как на общем собрании – в щегольской серый костюм с красным галстуком-бабочкой и федору. Только теперь он прицепил на лацкан красную розу, а из нагрудного кармана у него торчала сигара, по-прежнему в целлофановой обертке.

– Прошу прощения, что опоздал, – сказал он, огибая стол для пикников. Обошел поочередно всех своих новых коллег и каждому представился, спокойно снимая всякий раз федору левой рукой, а другой либо пожимал руки мужчинам за столом, либо брал женщин за пальцы и целовал их костяшки с изящным и благовоспитанным поклоном. Переходя так от одного человека к другому, он тянул за собой шлейф сильного запаха алкоголя, словно тучу пыли за своим «олдзмобилом». – Пытался приехать раньше, – объяснял он. – Но движение на дороге было просто ужасным.

В ответ на извинения Уилла доктор Фелч покачал головой.

– Садись, Уилл. Мы почти закончили взламывать лед. К твоему мероприятию по сплочению коллектива будем готовы через несколько минут.

– Знамо дело, – сказал Уилл, отряхивая брюки перед тем, как перебраться через скамью и занять место рядом с Раулем, который протянул ему руку, чтобы помочь.

Меж тем Стэн Ньютаун, все это время стоявший и ждавший, продолжал ждать, пока Уилл вытащит носовой платок и сотрет пот с виска, а затем, ко всеобщему удивлению, извлечет блестящую металлическую фляжку, из которой сделает большой прилежный глоток.

– Никуда не хожу без своей манерки! – произнес Уилл, и доктор Фелч вновь покачал головой. И только когда весь пот был стерт, а колпачок Уилловой фляжки закручен на место, Стэн начал свое представление Нэн. Бодрым голосом он провозгласил: