Книга Серебряный пояс - Владимир Топилин

Пока горе-медвежатник бегал за двустволкой, прибежали старатели. Толпой, с ножами, топорами, кирками, ломами они бросились через речку к лохматому разбойнику. Не ожидая подобного, зверь угрожающее заревел, ощерился красными клыками, взбил на загривке шерсть: не подходи! Однако мужики не дрогнули. Плечом к плечу, образовав полукруг, старатели пошли на обидчика стеной. Чувствуя надвигающийся напор, хищник завизжал, словно поросенок, замотал головой, предупреждающе прыгнул вперед, но опять отскочил назад: слишком велика сила!

Откуда-то сбоку вылетели собаки. Впереди Туман, за ним Тихон, отважно бросились на убийцу, окружили с двух сторон, поочередно умело наскакивая и кусая его.

Зверь взбесился, заметался по поляне, стараясь поймать лаек. Однако это ему не удавалось. Опытные кобели-медвежатники ускользали от лап, как вода с пальцев, тут же появляясь сзади, хватали разбойника за штаны, удерживая на месте. Решительно настроенные люди приближались стеной. Вот еще несколько шагов, и задавленная корова оказалась за их спинами. Не желая расставаться с добычей, медведь бросился на врагов, но встретил яростное сопротивление. На него обрушился град ударов. Топоры, заступы, колья в крепких руках рабочих были грозным оружием. Стараясь наброситься на кого-то из мужиков, зверь тут же получал удар топором с другой стороны. Чувствительные клыки собак впивались в зад противника колкими иголками. Реагируя на них, косолапый поворачивался волчком, стараясь поймать и разорвать каждого, кто мог подвернуться, но в очередной раз ловил пустоту.

Преимущество было явно на стороне людей. Чувство самосохранения обидчика решило исход битвы. В очередной раз бросившись на колья и топоры, он круто развернулся и, сорвавшись с места в мах, бросился бежать. Туман и Тихон пытались остановить беглеца, но помешал густой пихтач. Ломая грузным телом курослеп и подсаду, слепо клацая мощными челюстями, хозяин тайги длинными прыжками, напролом пошел прочь от позорного места поражения. Треск ломаемых сучьев, звонкий лай стали быстро удаляться, продвинулись в гору и очень быстро стихли вдали.

Разнопестрая свора приисковых шавок теперь уже с поднятыми хвостами бахвально облаивали след убежавшего в тайгу врага. Возбужденные от случившего, старатели горячо обсуждали событие. Мужики выиграли бой со зверем и остались довольны. Хотя цена победы стоила слез. Еще одна бездыханная корова лежала рядом с ними. Это наводило на размышления. Старатели хватались за бороды, чесали затылки, тяжело вздыхали, переживая трагедию. Десятки вопросов срывались с губ, но не находили ответа.

— Как так? Почему? Медведицу убили, а этот откуда взялся? Ишь, какой наглый, прямо у дверей дома напал! А здоровенный — ужасть! Микишка? А ты ж что, лук ядреный, не стрелял? Ишо в медвежатниках ходишь, с десяти метров не мог зверя стрелить… — посыпались упреки в адрес часового, считая его крайним в случившемся. — Нашто тебе в руки ружжо дадено?

— Дык я ж что… — тряс губами Мишка Лавренов, переживая конфуз. — Я хотел, да ружье не мое. Я же из него ни разу не стрелял. А у Самойлова на нарах… А в фузее свинца нет.

Мужики медленно потянулись к костру: пора обедать! Война войной, а обед по распорядку.

Иван Панов с Тишкой Косолаповым расспрашивали о случившемся. До колоды, где они работали, больше трехсот метров. Они слышали лай собак, крики, но прибежали позже и не видели всего, что произошло на поляне у домов. Раскрасневшаяся Лушка, выпучив глаза, споро размахивая руками, торопилась рассказать им, как все было:

— …а он из лесу! Как колода! Здоровый! И на меня! А я его… поварешкой!

Иван плохо слушает ее, смотрит на Наталью. Девушка ответно смотрит ему в глаза, понимая, что он переживал за нее. Недолгое приветствие длилось несколько секунд. Оба поняли, как они дороги друг другу. Подруга видела, что возлюбленный больше не сердится. Парень тяжело вздыхает: хорошо, что все так обошлось.

Наташу вдруг как бичом подбили: вспомнила! Несколько решительных шагов, и она потянула его за рукав:

— Ваня! Ваня! Там, на скале, чужой человек!

Белогрудый медвежонок

Тихие, черные ночи были холодны и пусты. Страх одиночества пугал медвежонка оскалом неизведанного. Первый раз за всю свою непродолжительную жизнь белогрудый остался без матери и сестры один. Страшная трагедия черной пустотой неизбежности перечеркнула благодатное постоянство прошлого. Ласковый мир вчерашнего дня раскололся старой, сгнившей от времени лесиной на ветру. Коварство дикого мира ощерилось острыми клыками росомахи. Опасность бытия принесла обитателю строгие законы тайги: или ты, или тебя.

За все время, что молодой отпрыск находился рядом с матерью, он не думал о собственной защите. Старая медведица могла постоять за своих детей в любое мгновение. Добрая мать была строгой хозяйкой своей территории, на которой не было врагов. Ее непревзойденная сила и мощь ограждали родных от любой неожиданной опасности. Жизнь под боком такой защитницы казалась добрым, легким облачком. Воля, покровительство, изобилие пищи несли зверям покой. Маленький сын не думал о будущем, не хотел знать, что будет дальше. Каждый день жизни походил на прошедший. Казалось, что детскому счастью не будет конца.

И вдруг все изменилось. Страшная трагедия, смерть матери и сестры расколола жизнь белогрудого надвое: до и после. Радужное утро превратилось в зябкую осень. Холод одиночества принес страх и неизвестность. Над медвежонком нависла угроза смерти. Теперь у него не было защиты, любви и покровительства. Коварный враг — жестокость в единении с природой — оскалом свирепого зверя задышал ему в затылок.

В первые часы после смерти матери и сестры детеныш был объят ужасом. Люди, собаки, выстрелы, бегство повергли звереныша в панику. До этого дня он еще ни разу не сталкивался со своим кровным врагом — человеком. Мудрая мать всегда заблаговременно уводила своих чад далеко от поселений. Но люди сами пришли за ними. Ошибка охотника уничтожила мир, покой и благоденствие в жизни еще небольшого создания, породив в нем жестокость и план мести.

Чудом избежав смерти, спрыгнув с дерева, косолапый долго и беспорядочно метался по тайге, бежал куда-то прочь от страшного места. Врожденное чувство самосохранения гнало долго, до тех пор, пока он не выбился из сил. Детеныш не заметил, как преодолел большой водораздельный перевал, перескочил через глубокий лог, переплыл стремительную реку и очутился на большой подгольцовой россыпи. Над ним, во всем хмуром, но прекрасном великолепии возвышался туполобый, покатый белок. Не в силах больше передвигаться, белогрудый остановился на краю хаотически нагроможденного курумника, напрягая все свои чувства восприятия назад, на свой приходной след. Он ждал своих преследователей, вязких, неукротимых охотничьих собак. Белогрудый видел, как четвероногие слуги человека безбоязненно нападали, рвали, терзали мать. В один миг собаки стали для него порождением страха, ужаса, смерти. Любое живое существо с нормальными чувствами и восприятиями боится этого больше всего. Малыш не был исключением.

Далекая россыпь принесла спасшемуся детенышу час некоторого облегчения. Ожидая погони, он долго слушал хмурую тишину, напрягал слух, зрение, обоняние. Легкая дрожь проходила по телу от представления, что вот сейчас, как из ниоткуда, появятся злые псы и разорвут его на части. Выправившись корявым, обгоревшим пеньком, стоя на задних лапках, медвежонок долго, напряженно смотрел вниз, в глубь распадка, откуда он только что прибежал. Вдруг услышав подозрительный шорох, беглец менял место, бежал по камням выше на какое-то расстояние, опять останавливался, вставал на задние лапы и опять слушал. Природный инстинкт подсказывал, что уходить от опасности, прятать следы лучше всего в воде и на камнях. Проточная вода мгновенно слизывала отпечатки лап. Холодные камни быстрее всего растворяли запахи. Сейчас курумы были его защитниками. Безжизненные нагромождения глыб несли спасение. Защитный цвет отлично прятал любого зверя. Вольный ветер разрывал насыщенные наветы разгоряченного тела. Яркое солнце быстро сжигало следы.