Книга Дочь Волка - Виктория Витуорт

Лодка выплыла на мель и накренилась, зарывшись килем в песок. Капитан помог человеку с тонзурой спрыгнуть с борта в воду, доходившую тут до щиколотки. Незнакомец сжимал в руках ларец из золотистого дуба, тонкой работы, но без украшений; вдобавок на плече у него висел тяжелый мешок из двойного холста, мешавший ему удерживать равновесие. Но самой большой ценностью, конечно, был ларец. С новыми дарами для Папы, вероятно.

Незнакомец обернулся и направился прямо к Радмеру. Он выпрямился и расправил плечи, явно готовясь поприветствовать лорда. Но нет, черные и пустые глаза мужчины смотрели правее него. Неожиданно чужак неуклюже опустился на колено перед Абархильд, продолжая сжимать в руках ларец, словно тяжелое и непокорное дитя. Кожа у него была землистого цвета с зеленоватым оттенком, и Радмер подумал, что море по пути сюда, видимо, сильно штормило. Бесцветные, будто стеклянные, глаза, крупный нос с высокой переносицей. Тонзура была выбрита аккуратно, но череп уже покрывала густая щетина. Он поклонился Абархильд:

– Domina[24].

И она тут же ожила. Залепетала что-то по-галльски, с легким присвистом, хотя на этом языке, чем-то напоминавшем звучание флейты, не говорила здесь никогда. Потом она нагнулась и, подхватив его под локоть, помогла ему встать, при этом кивком указав Луде на ларец, чтобы стюарт принял его. Неловкий и горячий обмен приветствиями – и теперь уже Абархильд с трудом опустилась перед ним на колени, чтобы принять его благословение. Как-то незаметно с галльского они перешли на латынь, но Радмер этот момент не уловил.

Он соскользнул с покрытой попоной спины Хафока на землю.

– Что это?

– Мы привезли вам нового священника, – усмехнувшись, пояснил капитан, и на его обветренном лице сверкнули белые зубы. – Он сел к нам в Дорестаде – ему повезло, потому что в этих краях курсирует мало кораблей. Слухи о «морских волках» для большинства людей очень убедительны.

Радмер закрыл глаза. Он готов был согласиться выполнить просьбу матери о новом капеллане для нее, но только это должно быть его решение. И то, что его поставили перед фактом, привело его в ярость. Но он уже чувствовал дуновение бриза на щеке и видел небольшую рябь на воде у самого берега. Ветер менял направление – начинался отлив. Пора было отправляться в путь.

Он повернулся спиной к матери, к ее новому незваному гостю и к Ингельду, который и правда надел желтую шелковую рясу и теперь стоял с этой своей особой ухмылкой, которая так раздражала его. Радмер знал, что брат немедленно отправится обратно в Йорк, едва паруса их корабля скроются из виду. Хихред пытался поджечь ладан в кадиле, проклиная восточный ветер. Радмер не держал на него зла: дьякон исправно вел дела монастыря все то время, пока там, после смерти их дяди, не было настоятеля. Он был хорошим человеком, надежным – как родственник; Радмер даже подумывал о том, что следует позволить Ингельду развлекаться в Йорке, пить архиепископское вино и читать свои книжки, а настоятелем монастыря назначить Хихреда, невзирая на недовольство Абархильд.

Еще одно дело, которым он займется по возвращении.

Но в данный момент ему меньше всего хотелось всего этого балагана с благословением Ингельда, демонстрирующим показную печаль. Проще сделать вид, что его брата здесь вообще нет.

– Поднимайте на борт мои вещи и людей. – Он кивнул Данстену. – Проследишь за этим вместе с капитаном?

Абархильд потянула за полу красного плаща.

– Зачем ты его надела, Элфрун? Отдай немедленно отцу. Ему он ох как пригодится, когда он будет идти через перевал Монт Жув[25].

Но и отец и дочь проигнорировали ее слова. Радмер знал, что ему нужно преклонить колено, чтобы получить благословение матери, но он был слишком сердит на нее. Он притянул Элфрун к себе и неловко обнял ее последний раз, а потом оттолкнул и снова повернулся к хозяину судна, даже не взглянув на нее больше.

– Вперед. А то пропустим отлив.

Часть вторая

Летопись, скрипторий Йоркского кафедрального собора 14 сентября 859 года.

Праздник Воздвижения Креста Господня

Летописец взглянул на слова, которые только что написал, на лист только что развернутого шелковистого пергамента нежного кремового цвета. Как приятно вернуться сюда. За те недели, что он отсутствовал, никто ни к чему не прикасался на его рабочем столе. На этом листе донизу и в том месте, где когда-то будет сгиб под обрезку и крепление других страниц, он слегка наколол направляющие линии для записи перечня событий, которые стоили того, чтобы их увековечить. Этого хватит на ближайшие годы. Этого, без сомнения, хватит до конца его жизни, даже если жить он будет долго и станет свидетелем великих событий. Ровные и расположенные через равные интервалы, эти призрачные линии убегали вниз по белой поверхности, ловя за свою решетку будущее еще до того, как оно стало действительностью.

Чернильница была сухой, в ней оказалось лишь рыжеватое пятно. Чернила должны были оставаться в запасе, но вместо того, чтобы сразу пойти и принести их, он опустился на табурет и уставился на белый лист, лежащий перед ним, пока он не начал расплываться перед глазами. Он думал о природе времени и пространства. Вот живут они где-то ближе к концу Шестой и Последней эры человечества, в мире, который постарел и погряз в грехе, на затерянных в Океане островах, так далеко от находящегося в Иерусалиме центра, что дальше уже некуда. Он подумал о празднике, который они отмечают сегодня; об императрице Елене, упрямо приказывавшей своим людям вести раскопки, пока из грязи и праха на Голгофе действительно не показался тот самый крест. В разных народах собирал Господь свой урожай, сея куколь, вику и плевелы наравне с добрым семенем. Он опустил глаза на свою хорошую одежду, обувь из красной кожи, золотое кольцо на пальце. И раз Бог с такой роскошью одевает полевые травы, которые сегодня есть, а завтра будут брошены в печь…[26] Он не сомневался, что такой «золоченой лилии»[27], как он, справедливый Господь предначертал именно печь.

Он оттолкнул табурет назад и пошел за чернилами.

Также в этот год Амлаиб и Имхаир заключили союз с Керболлом против Маэла Секнейла, и потому сильно страдало королевство Мит. Его перо всякий раз запиналось на чуждых ему именах ирландских королей, равно как и на имени морского разбойника, которые он услыхал вчера вечером за столом у архиепископа от странствующего священника из Келлса. Этельбальд из Уэссекса женился на молодой вдове своего отца, и это немало встревожило епископов Западной Саксонии.